Надвигающийся шторм

Стоун Кайла

Амелия

Амелия прижалась к матери. Она не могла перестать дрожать. Мигрень рассеялась и превратилась в тупую боль в основании черепа. Амелия чувствовала себя измученной и слабой, как будто несколько дней поднималась в гору. Она посмотрела на свои онемевшие руки. Казалось, что они ей не принадлежат. Как будто кто-то другой вонзил ту иглу в глаз Кейна. Кто-то другой колол его, снова и снова.

Но она жива. Она спасла себя.

Сайлас сидел напротив, уставившись в пустоту. В этом безликом затянутом пластиком помещении все равно не на что смотреть. Все вокруг белое или серое, стерильное и

безвкусное.

После вчерашнего спасения военно-морским флотом сто пятьдесят или около того выживших разместили в огромном помещении, похожем на палатку из пластика. Им выдали бутылки с водой и подали несколько блюд на коричневых пластмассовых подносах. В их распоряжении был туалет с шестью отделениями и несколько душевых.

В первый раз, когда Амелия, прихрамывая, дошла до ванной и посмотрела на себя в зеркало, то испытала шок. Волосы: спутанные, в узлах. Лицо: грязное, в синяках и опухшее. Платье: порвано и испачкано. Ногти: сломанные. Она осмотрела зеленовато-желтые синяки на ребрах и животе, осторожно прикасаясь к чувствительной плоти.

Но прошло уже несколько часов. Теперь они просто ждали. Все сидели на пластиковых стульях или сгорбившись на полу, укутавшись в одеяла. Она устроилась с матерью и Сайласом у стены в дальнем углу.

Но она все-таки здесь. А Симеон — нет. И не было этого засранца Кейна. Как и ее отца. А она здесь. Она подняла подбородок и встретила свой собственный взгляд в зеркале. И улыбнулась сама себе.

Джерико находился где-то позади них, давая возможность уединиться. Здесь были Тайлер Хорн и сенатор Лопес, а также Селеста и Мередит Джексон-Купер. В нескольких футах от них спала Уиллоу с младшим братом, который свернулся калачиком у нее на коленях, сжимая потрепанный рюкзак в худых руках.

Мика привалился к Бенджи с другой стороны. Судя по впалым щекам и покрасневшим глазам, он страдал от недосыпа, как и Амелия. Она не разговаривала с ним, но могла прочесть печаль и опустошение, написанные на его лице.

Все были напуганы, растеряны, потрясены, убиты горем. Все они кого-то потеряли. Звуки приглушенных рыданий постоянно перекрывали гул корабельного двигателя.

Единственные люди, вошедшие в изолированное помещение, носили громоздкие защитные костюмы. Они не встречались с ней взглядом сквозь маски. Только ухаживали за ранеными и оказывали первую помощь. Осмотрели ее клатч с единственным оставшимся эпи-шприцем, но не забрали его. Пока не забрали. Когда кто-нибудь пытался задавать им вопросы, они только качали головами. «Мы следуем протоколу. В ближайшее время кто-нибудь придет поговорить с вами», — вот и все, что они отвечали. И еще: «Пожалуйста, сохраняйте спокойствие».

Сайлас посмотрел на нее, приподняв одну бровь. Он не спрашивал постоянно, все ли у нее в порядке, как это делала ее мать. Но внимательно изучал ее лицо, ища что-то. Амелия встретила его взгляд. Он был братом, которого она любила, тем, кто снова и снова вставал между ней и отцом. Даже если он никогда не говорил ни слова, все равно следил за тем, чтобы с ней все было в порядке.

Хотя пока что это не так. С момента нападения она не могла заснуть. Глаза жгло, голова пульсировала, но каждый раз, когда она пыталась отдохнуть, ей мерещилось лицо Кейна за закрытыми веками, его ядовитые глаза, отвратительная, развратная ухмылка. Амелия все еще чувствовала его руки — огромные, сильные, цепкие, как пауки, все еще ощущала зловонное дыхание, жар на своих щеках. Она не могла избавиться

от следов его прикосновений на своей коже. Если ей удавалось задремать, она тут же просыпалась, с бешено бьющимся о ребра сердцем.

Кейн преследовал ее во сне, но Габриэль не давал покоя наяву. Она постоянно видела его в своем воображении, под дождем и в хаосе на палубе. Габриэль, отчаянно умоляющий о том, чего она не могла ему дать. Амелия не видела Габриэля с тех пор, как два морских офицера увели его в наручниках через несколько мгновений после их спасения. Она не знала, что с ним теперь будет.

Она задрожала и плотнее обернула вокруг себя одеяло.

Ее мать зашевелилась и открыла глаза.

— Амелия. — В ее голосе звучало облегчение. Каждый раз, когда она просыпалась от беспокойной дремоты, начинала волноваться, пока не видела свою дочь. — Мы выжили. Мы все здесь.

— Не все из нас, — заметил Сайлас.

Амелия облизнула губы. Отчасти ей хотелось, чтобы она не знала этого, чтобы могла притвориться, что ни о чем не подозревает. Но это невозможно.

— Почему они держат нас здесь? — снова спросила она.

В этот раз ее мать ответила.

— Хотят удостовериться, что мы не заражены.

— Из-за того, что происходит на материке, — кивнул Сайлас.

Амелия теребила свой браслет.

— Это все из-за отца?

Мать бросила на нее острый взгляд.

— Тебе необязательно постоянно меня защищать. — Ее тон прозвучал резче, чем Амелия намеревалась. — Если ты не заметила, мы уже давно вышли за рамки этого.

Элиза вздохнула.

— Говори тише, пожалуйста. Мы должны оставить это между нами. У нас нет всех ответов. Пока нет. Нападение на «Вояджер», должно быть, планировалось несколько месяцев.

— Но как…

— Есть политические группы, которые открыто ненавидят и угрожают нам уже почти десять лет. Ваш отец планировал Саммит процветания Коалиции Единства на «Гранд Вояджере» на одну и ту же неделю каждый год. Нельзя сказать, что мы стали трудной мишенью. — Мать провела рукой по впадине горла.

— Это еще не все, — заметила Амелия.

Элиза тяжело вздохнула.

— Да, это еще не все.

— «Новые Патриоты» заявили, что универсальная вакцина использовалась как прикрытие для распространения биооружия, — проговорила Амелия, глядя на мать и пытаясь уловить на ее лице признаки обмана. — Они утверждали, что созданный вирус предназначался для убийства ста тысяч невинных людей. Отец признал это. Как он мог сделать что-то подобное?

— Ш-ш-ш. — Ее мать дернула подбородком в сторону ближайших соседей. Но все остальные, казалось, спали. А они сидели в дальнем углу, что позволяло уединиться настолько, насколько вообще возможно в этом аквариуме. — Когда вы обвиняете бедных в их несчастье, как это делал ваш отец, это обесчеловечивает их. Становится легче оправдать зверства, если бедственное положение — их собственная вина. И если они меньше, чем люди…

— Ты знала? — зло спросил Сайлас.

Мать схватила Амелию за руку и сжала.

— Клянусь жизнью, я понятия не имела. И никогда бы не узнала. Я верила, что мы в безопасности. Ваш отец — он защищал нас. Я не знала.

Отвращение затопило Амелию. Она отдернула руку.

— Но ты знала, какой он человек.

— Амелия, ты должна понять. Мир так опасен. Он предложил безопасность.

— Безопасность? — Сайлас фыркнул. — Так вот как ты это называешь?

Между бровями Элизы пролегла линия.