Наездник Ветра
Шрифт:
– Почему ты думаешь, что я завтра не передам слова твои Святославу? – спросил Рагдай.
– Это будет глупостью. Святослав не любит доносчиков. Они есть у него, но он их не возвышает.
Рагдай допил третий ковш. Ему стало жарко. Он снял кафтан.
– Ну, что ты надумал? – спросил Сновид.
– Не пойду я с вами.
– Почему так?
– Потому, что вы спрятались в овраге и пьёте из деревянных ковшей, а княжеские дружинники во дворце звенят золотыми чашами.
– Они псы, – сказал Шелудяк, – им бросают кости, и они счастливы!
– А у вас, я вижу, слюнки текут при виде костей!
– Сейчас
– Сядь, Дорош! – прикрикнул Сновид, – ты не у себя в Путивле, чтобы за меч хвататься!
– А я и в Киеве убью всякого, кто такое про меня скажет!
– Особенно безоружного, – продолжал лить масло в огонь Рагдай.
– Сядь, Дорош, – повторил Сновид более внушительно. И лихой вдруг повиновался. Но, как потом оказалось, сделал он это с умыслом. Шелудяк предложил всем выпить. И это было исполнено. Рагдай также не отказался.
– Кстати, Сновид, – вновь заговорил Дорош, – забыл я тебе сказать: Равул хочет от того золота третью часть.
– Да как это – третью часть? – вознегодовал Сновид, – за наводку – треть? Где такое видано?
– А про новгородский обоз ты забыл, Сновид? Отдали вы за него Равулу хоть медный грош?
– Но я тот обоз не взял! – возразил кудесник, – больше того – двадцать человек потерял на этом проклятом деле!
– И ты меня виноватым сделать решил? Я предупреждал: в охране – варяги! Ты не рассчитывай, что Равул тебе это спустит.
– Правда ли то, что он говорит? – строго повернулся кудесник к Шелудяку. Тот ответил:
– Да, это правда. Ещё Равул просил передать, что он до весны не ждёт. Если до зимы вы с ним не расплатитесь, атаманы – головы ваши полетят наземь.
Горюн и Хорш со злобой уставились на Сновида.
– Мы с ним расплатимся, – сказал тот, помрачнев, – идём на Всеслава, други!
– Я не пойду, – предупредил Хорш.
– Это почему?
– Побьёт нас Всеслав.
– И я не пойду, – присоединился к Хоршу Горюн, – пускай Равул сам махается со Всеславом!
– Где же мы возьмём деньги? – хлопнул Сновид по столу ладонью.
– Обсудим то втроём, после, – предложил Хорш.
– Если вы боитесь Всеслава, есть дело побезопаснее, – опять подал голос Дорош, – Равул будет рад, если вы возьмётесь за это дело.
Все напряжённо уставились на Дороша. Он продолжал:
– Пустяшное дело. Нужно будет тебе, Сновид, переговорить с одним человеком. Он даст вам большие деньги за небольшую работу.
– Кто он такой?
– Сарацин.
– Пожалуй, я всех вас сейчас убью, – объявил Рагдай.
– Налейте ему ещё, – приказал Сновид, заметив его попытки вскочить. Микулка налил. Но Рагдай смог выпить лишь половину. Он начал громко икать.
– Откуда ты к нам пришёл-то? – донёсся до его слуха, будто из-под подушки, голос Сновида. Рагдай напряг весь свой ум, чтоб не оплошать, и твёрдо проговорил:
– Я пришёл из Корсуни.
– А, из Корсуни! Знаю, знаю, бывал. А правду ли слышал я, что ты жил в каком-то монастыре?
– Всё верно.
– А где он, тот монастырь, в котором ты жил? Может, ты всё брешешь и не было никакого монастыря?
– Пятьсот золотых.
– Пятьсот золотых? – не понял Сновид, –
– Пятьсот золотых давай мне, скажу тогда.
– Дам один.
– Ну, ладно. Уговорил.
Получив монету, Рагдай ответил:
– В Никеях.
Ему опять захотелось к девке. Довольно успешно встав, он медленно повернулся и сделал шаг, забыв, что перед ним – лавка. Ногу он ушиб сильно, а пуще – голову, когда грохнулся через эту самую лавку. Кто-то ему помогал подняться. В его глазах всё плыло. Подбежал Микулка.
– Не смей входить к ней! Не смей! – послышался его крик. Рагдай оттолкнул Микулку. Тот сразу куда-то делся. Но и Рагдай не смог устоять. Выронил монету. К Хлеське вползал он на четвереньках.
Глава шестая
Медленно мимо киевских гор несёт свои воды Днепр. Начинаясь где-то на севере, в хвойных дебрях, маленьким ручейком, он выходит в степь огромной рекой со множеством островов, покрытых дремучим вековым лесом. Тысячи рек, речушек и родников вливаются в Днепр, даря ему ледяную, чистую воду со всех краёв и из всех глубин земли русской.
По Днепру плавали дивные корабли из заморских стран. На тех кораблях привозили в Киев уйму всего. Торги начинались уже на пристани. Прямо к ней перекупщики подгоняли тягловый скот, налаживали с купцами переговоры и кое-что у них брали оптом. Но всё же большая часть товаров распродавалась по всей Руси самими купцами. Многие из купцов знали Святослава и первым делом шли на поклон к нему – конечно, с подарками. Князь любил говорить с гостями, подолгу слушал рассказы их о далёких землях, а иной раз вдруг просил Роксану, знавшую буквы, записывать кое-что на пергамент. Зачем ему это было нужно, так и осталось тайной. Предполагали – только лишь для того, чтоб занять Роксану хоть чем-нибудь, ибо Святослав сам умел читать и писать по-гречески. Впрочем, вряд ли он хоть раз вспоминал об этом с десяти лет, когда мать его обучила грамоте. Странно было бы Ольге не сделать этого – ведь во время её правления весь дворец был заполнен книгами и учёными греческими монахами. Повзрослев, Святослав все книги велел снести в одну комнату, а с монахами поступил ещё хуже, так как монахи, не в пример книгам, были прожорливы и не очень-то чистоплотны. После обеда они совали в карман золотые ложки, даже их не помыв. Святослав попросту не мог на это смотреть, и пришлось монахам дворец навсегда покинуть, объяснив Ольге, что её сын непоколебим в языческих заблуждениях.
Этот самый дворец из белого камня стоял на большой горе, которая называлась издревле Щековица. Вокруг дворца раскинулся сад. Его, в свою очередь, окружала стена, имевшая три дозорные башни – на север, юг и восток. Весь запад был покрыт лесом. Перед фасадом дворца находился пруд, в котором ручные лебеди отравляли жизнь карасям. А по всему саду с весны до осени днём и ночью слонялись отроки и их кони. Они старались всё время быть под рукой у князя, чтоб не упустить случая вступить в драку с лихой ватагой или степной ордой, как только прилетит весть об очередном грабеже или нападении на какой-нибудь городишко. Такие вести летели к русскому князю быстро, ибо его заставы стояли по всей степи вдоль больших дорог.