«Нагим пришел я...»

Вейс Дэвид

Глава XLI

1

Огюст перевез «Бальзака» в Медон и установил в саду; статуя стояла там, полная таинственного великолепия. Огюсту это так нравилось, что он решил устроить в Медоне новую мастерскую.

Камилла пришла в уныние, услышав, что Огюст перевез «Бальзака» в Медон и открывает там мастерскую; загородный дом был для нее запретным местом. «Снова его эгоизм и упрямство», – думала она. И когда он не появлялся несколько дней, начала собирать вещи.

Огюст

удивился, придя в мастерскую на площади Италии и застав Камиллу за сборами. Он задержался в Медоне, установка памятника оказалась делом нелегким; нужно было наскоро смастерить постамент, и непросто оказалось подыскать подходящее место. А потом Роза стала умолять остаться, и, когда он отказался, впала в такое состояние, что пришлось ее успокаивать, – тоже потребовалось время. Было множество и других дел. Глядя теперь на разгневанную Камиллу, Огюст не мог забыть слов Розы. Пока Камилла лихорадочно складывала вещи, он вспомнил, как Роза зачарованным взглядом смотрела на статую Бальзака.

Огюст впервые заметил, как Роза смотрит на фигуру; его тронул ее жадный интерес, хотя он делал вид, что не обращает внимания. Розе недоступно понимание таких вещей, считал он.

«Боже мой, – думала она. – Какое странное, но какое мужественное крестьянское лицо!» Фигура не произвела на нее особого впечатления, но это – живой человек. Роза отступила на несколько шагов – она давно научилась у Огюста, что парковую скульптуру нужно смотреть на расстоянии. Ее обидело, что Огюст не попросил ее посмотреть, но теперь она чувствовала, что он тронут.

Шум, поднятый вокруг «Бальзака», удивил Розу – она узнала от соседей и от своих друзей в мастерской; все только об этом и говорили. А когда Огюст привез статую в Медон, она подумала – какая радость, он собирается здесь остаться! Но не успела спросить, долго ли он пробудет, как тот уже занялся делами.

А теперь, хотя он и не подает вида, она чувствует, ему смешон ее интерес. Роза сказала:

– Здесь подходящее место. – Но Огюст не ответил. – Ты оставишь статую здесь? – настаивала она; ее сердила его грубость, она даже покраснела.

– Не знаю. Это от многого зависит.

– От чего, Огюст?

– Не важно. – Он отмахнулся, ему сейчас не до нее.

– Может, дело в деньгах? Ты должен оставить статую. Здесь она на месте. Если нужны деньги, я могу пойти работать.

– Куда? – Он насмешливо посмотрел на нее.

– Я могу шить. Раньше я хорошо шила, думаю, и теперь не разучилась.

Он ничего не сказал, предложение слишком нелепо, чтобы принимать его всерьез.

– Мне здесь нечем заняться, – с удрученным видом сказала Роза. – Только и делаю, что жду тебя. А ты приезжаешь так редко…

Его раздраженный жест остановил ее на полуслове.

– Ты справишься, Огюст? Может, не стоило возвращать деньги Обществу?

– Возможно. Но не возвращать тоже нельзя.

– Я скопила немного. Из тех, что ты давал на хозяйство. Если нужно…

– Сколько?

Лицо ее прояснилось.

– Пятьсот франков.

Он

снисходительно улыбнулся.

– Это пустяк по сравнению с тем, что мне надо.

– Но раньше этих денег хватало на несколько месяцев.

– У меня много мастерских, много расходов, много… – Он оборвал себя; что толку, она никогда ничего не понимала и не поймет.

Но Роза считала, что, отклоняя ее великодушный жест, ее заботу и любовь, он ведет себя как эгоист. Не успела она это сказать, как он повернулся уходить.

– Ты куда? – крикнула она.

– Как тебе удалось скопить пятьсот франков? Ведь нужно на хозяйство. – Теперь он тоже проявлял подозрительность.

– Я экономлю. Ты собираешься ехать к ней?

– Я запретил тебе упоминать ее.

Роза побледнела, но не могла остановиться.

– Я слышала, что мадемуазель все еще красива.

– Ты ничего не понимаешь, – сердито сказал он. – Я понимаю, что ты предпочитаешь ее, – печально сказала Роза.

– Ты не понимаешь, что мне надо.

– Ей бывает одиноко?

Огюст промолчал, и Роза сказала:

– Должно быть, да. Ты ведь там тоже не всегда.

Он заговорил о другом:

– Откуда ты знаешь об Обществе?

– Все говорят об этом.

– А о Дрейфусе?

– Он бедняга. Как ты думаешь, Огюст, он виноват?

– Откуда мне знать? Я не политик!

– Не сердись. Я не принимаю ничью сторону.

– Так же, как и я, но в этом-то и есть мое несчастье. Лучше бы я принял чью-нибудь сторону.

– Тебе трудно пришлось, правда?

Он не нуждался в ее сочувствии, он сознавал свою вину, и это было ему неприятно. Огюст решил поднять вопрос, который задевал за живое:

– Все спорили о «Бальзаке», кроме твоего сына. Я не вижу его уже несколько недель. Где он пропадает?

Роза покраснела. Она не знала, куда исчез маленький Огюст; сын перестал появляться в мастерской вскоре после того, как Общество отвергло памятник. Он пришел к ней за деньгами, и она дала ему пятьдесят франков, не больше, чтобы быть уверенной, что он вернется, когда их потратит. Ее встревожил его обтрепанный вид и запах винного перегара, но она не смела упрекать – боялась, что он больше не придет. И все-таки он не вернулся, хотя с тех пор прошел уже целый месяц.

– Я переживаю самое тяжелое время, а тут еще это огорчение. Порой я начинаю думать – лучше бы нам вовсе не иметь сына.

Роза не соглашалась. Она знала недостатки сына, он уже ничем не мог ее удивить, но ведь это ее ребенок, ее и Огюста. Как у Огюста язык поворачивается? Она знала, что сын способен совершать непонятные, подчас ужасные поступки, но ведь и Огюст тоже не святой.

– Он, должно быть, обиделся, что ты не доверяешь ему, – сказала она.

– Обиделся? – Огюст горько рассмеялся. – А меня он не обижает? Как можно доверять человеку, если на него нельзя положиться? Я напрасно просил его вернуться в мастерскую. Во время неприятностей с «Бальзаком» он меня не поддержал. Повторяю, лучше бы у нас не было сына.