Наглое игнорирование

Берг Николай

И все разные, хоть с виду и похожи, а размеры и мощность у каждого своя. И это те, про которые я читал, а может и еще есть, так что не надо тут лыбу строить.

— Годится нам в хозяйство? — резюмировал фельдшер.

— Для нас всякое лыко в строку. "Комсомолец", что в мосту сидит чем-то дергать надо. Да и вообще… — пожал плечами мехвод.

— Спасение утопающих… — пробурчал комвзвода-раз. И добавил вроде и неуместно, но понятно:

Девушка, жаждавшая счастья Поселилась рядом с воинской частью.

— Если это ты про Васену, то такая удалась девушка, что применение в мирных целях ей не светило, — тихонько съехидничал Гриценко, а комвзвода покраснел почему-то.

Поулыбались вежливо остальные, глядя на задумавшегося командира.

Видно было, что сидит старшой, решает, что делать. Сидевшие тут, столкнувшиеся с массивом задач и объемом работы, понимали – есть о чем голову ломать.

Старший лейтенант Берестов, начальник похоронной команды

Когда становилось совсем тошно, командир "гроб-команды" перечитывал текст, написанный его разборчивым почерком на кусочке бумажки. Надиктовал эту премудрость фельдшер, не перестававший удивлять. Принадлежали слова немцу Клаузевицу, но не нынешнему негодяю, а старых времен военному, тех, когда пруссаки, сначала воевавшие вместе с русскими против Наполеона, потом вместе с Наполеоном – против русских, а после – опять вместе против Бонапартия. Как ни странно – текст отлично успокаивал и настраивал на продуктивную работу.

…главное – это трудность выполнения. На войне все просто, но самое простое в высшей степени трудно.

Орудие войны походит на машину, с огромным трением, которое нельзя, как в механике, отнести к нескольким точкам; это трение встречается повсюду и вступает в контакт с массой случайностей.

Кроме того, война представляет собой деятельность в противодействующей среде. Движение, которое легко сделать в воздухе, становится крайне трудным в воде.

Опасность и напряжение – вот те стихии, в которых на войне действует разум. Об этих стихиях ничего не знают кабинетные работники. Отсюда получается, что всегда не доходишь до той черты, которую себе наметил; даже для того, чтобы оказаться не ниже уровня посредственности, требуется недюжинная сила.

Завтра надо было ехать в райцентр. Туда отвезти две советские пушки и "носача", куда утром погрузят почти все винтовки, шинели и сапоги, набранные на поле. А оттуда, уже на телеге надо увезти многое. Бедная была похкоманда, кроме харчей на неделю надо было разжиться и бумагой и чернилами и керосином и много чем еще. Теперь видишь еще и насчет колуна-мотала договориться надо и насчет оружия.

Не слишком надеясь на свою память, черкал на листке оберточной бумаги. Вчера, совершенно осатанев от описи найденных трофеев, Берестов бросил на стол химический карандаш и с ненавистью уставился на гору бумаг. Папка с актами пухла, как голова у старлея от забот. Если описывать все барахло подробно, то где взять время и дефицитную бумагу? Даже эту, серую-желтую, с крупными древесными волокнами, даже не писчую, а скорее оберточную, пришлось выбивать с боем, и дали – всего ничего, не шибко разбежишься.

Понял – нефиг самому сидеть над бумажками, надо писаря заводить, толкового, чтобы и делопроизводство знал, и почерк разборчивый имел с грамотностью, и допуск дать можно было. А где его взять? Где-где-где. Где взять нужное? Не подразделение, а тришкин кафтан. Не напасешься заплаток на все прорехи.

И главное – где взять людей? Народу в похоронной команде особого назначения головотяпов – скупой кот наплакал, половина каличи и убогие, а объем работы как на роту здоровых. Надо и хоронить, и оформлять места захоронений, и трофеи собирать – сортировать, и хозработы вести. Опять же, главная задача – головы немецкие собирать и складировать, ее никто не отменял. С писарем назначенным повезло – усидчивый оказался и всю эту бюрократию знает, сначала скрепя сердце оторвал боевую единицу от производства, да и то потому, что понял – не осилить всю бумажную работу самому. За ночь при лучине мастер чистописания все сделал в лучшем виде, теперь можно пред светлые очи начальства представать. Выбить у майора людей не получится, как бы еще и своих не потерять. Единственный резерв – местные. Но опять же, вроде помогать и дружить надо, а где взять людей и топливо на помощь? Надо с местными договариваться, чтобы людей выделяли, в обмен на пахоту, например. А для того надо как-то "Комсомолец" зажать. Точно, решено – сломался тягач, надо с соколом одноглазым побеседовать, чтоб подшаманил двигатель. Так, чтобы сам тягач выглядел нерабочим и чтобы завести его могли только свои.

Опять же шмотки всякие местным можно отдавать. Будут нести картошку, лук, в общем кто что сможет, а многие местные

ничего из продуктов не имеют, но способны притащить те трофеи, использовать которые в хозяйстве не могут. В числе таких трофеев может оказаться всё что угодно.

На подмосковных полях вермахт потерял такое количество техники и имущества, что найти можно тут было черта с рогами, говоря старорежимно. И это было единственным плюсом в той реальности, что окружала старлея и его людей. Жуткая по объему работа по захоронению погибших в освобожденных районах РСФСР зимой-весной 1942 года была в принципе неплохо организована, только вот беда в том, что это была дополнительная ко всем другим, привычным и необходимым работам, деятельность, отвлекавшая силы от куда более важной деятельности человеческой. А из-за громадной войны сил-то и так было мало.

Трупы закапывали на месте смерти, либо перевозили не более чем на 3–5 километров, в общих могилах. Немцев с их союзниками (а этой европейской сволочи оказалось неожиданно много) хоронили отдельно от наших бойцов и командиров, не смешивая их и после смерти – слишком уж прорубили сами арийцы глубокую пропасть между собой и нормальными людьми. В индивидуальные могилы хоронили орденоносцев и старших командиров и начальников, что опять же отнимало лишние силы.

Похоронами занимались местные похоронное команды, сформированные из гражданских лиц, под руководством работников военкоматов и уполномоченных райисполкомов. Отдельно работали команды пленных, под конвоем НКВД, но таких было мало, немцы в плен пока сдавались крайне неохотно, обычно попадая ранеными, их еще и лечить приходилось. Привлекались к авралу и заключенные и арестованные по сравнительно мелким делам.

Прибытие в район Берестова с грозной бумагой Санупра, с невиданной специальной задачей заготовки коллекции черепов, поставило перед районной властью еще больше проблем и на этого замухрыстого командира в обтрепках смотрели настороженно.

В связи с научной задачей старлею теперь было необходимо вести координацию погребений с местными похоронными командами, наладить обмен информации, решать многие путаные организационные вопросы.

Напрашивалось связаться с соседями по фронту, наладить взаимодействие с другими похоронными командами. Вколоченные инстинкты пехотного командира – обеспечить фланги и локтевую связь – в данном случае были уместны. Без транспорта об этом и думать не приходилось, а теперь – с грузовиком – открывались перспективы. Только вот комендантская служба района тут же придерется к бесхозному транспорту, могут просто изъять, если попадешься под горячую руку. Надо оформлять документы, а при оформлении – часть войсковая может на грузовик лапу наложить. В общем и целом – крутись как хочешь.

Поскольку его похоронная команда относилась к воинской части, то Берестову пришлось встать на учет в военной комендатуре, получить место временной дислокации, почтовый ящик в полевой почте, оформить в политотделе комендатуры партийный и комсомольский учет, получить счет в отделении полевого банка, встать на продовольственное и вещевое снабжение в органах тылового снабжения, что потребовало времени и усилий, оторванных от главной задачи.

Родная военная бюрократия ожидаемо напортачила, некоторая часть документов у Берестова оказалась оформлена либо неправильно, либо с незначительными нарушениями, в результате чего у начпохкоманды возникли затыки с военными финансистами и тыловиками. С комендатурой все вопросы решились быстро, в течение недели, а вот волынка с финчастью, продовольственной и особенно вещевой службой, угрожала тянуться не то что неделями, а месяцами.

Пока получалось так, что Берестова поставили не на централизованное снабжение, а на обеспечение за счет местных ресурсов. Для похкоманды в условиях зимы-весны 1942 года это был реальный капут. Даже для того чтобы ездить по колхозам за продуктами нужна машина или пара-тройка гужевых повозок, для продуктов заготовленных таким способом требуются хранилища и места для переработки, нужна соль и специи, посуда и тара, да много чего ещё нужно. Но главное, сколько можно заготовить продуктов в разоренной войной местности, чуть ли не сразу после прошедших многомесячных боёв? Хрен да маленько, вот сколько. Так что без централизованного снабжения будут у Берестова бойцы голодать, да и сам командир "гроб-команды" начнет "доходить". Здесь, где немцы не смогли похозяйничать, а сразу покатились назад – еще что-то у людей оставалось. Там, где европейцы пробыли дольше недели ситуация была ужасающей. Приезжего варяга быстро поставили на место, ознакомив со сводкой из района по соседству: