Награда для генерала
Шрифт:
Я опустила руку в карман платья и достала ожерелье, которое он на меня надел перед отъездом.
– Вот, возьмите, – попросила я, стараясь унять дрожь. Даже прикасаться к столь дорогой вещи было немного страшно – вдруг испорчу? – А то еще случится что-нибудь…
– Не возьму. Это теперь твое. Считай его подарком.
– Я не могу, – испуганно заявила я, помотав головой для убедительности. – Это очень дорого. Одно дело принять от вас платье, другое…
– Мира, – перебил генерал с усталым вздохом. – Давай не будем спорить. Это ожерелье твое, и не смей отказываться. В конце концов, это твоя единственная страховка. Может пригодиться.
Наверное, я сегодня все-таки
Шелтер слегка раздраженно закатил глаза, как будто его утомила моя непонятливость. Он шагнул ко мне и чуть наклонился, приближая свое лицо к моему.
– Я не хотел тебе этого говорить, чтобы не усложнять наши… отношения. Я советовался с законниками. Со всеми, до кого время позволяло доехать. Насчет тебя. Освободить тебя я не могу, но ты все-таки не обычная рабыня. Ты моя награда за службу. Врученная мне Магистром при свидетелях на официальной церемонии. А это значит, что в своей посмертной воле я могу потребовать, чтобы ты никогда не принадлежала другому. Все, с кем я советовался, сошлись во мнении, что Магистр удовлетворит такое последнее желание национального героя. Так что я внес в завещание соответствующий пункт. Если я погибну во время очередной кампании, ты получишь свободу. Конечно, никто не будет с тобой возиться, тебе просто выдадут документы гражданки Варнайского Магистрата. Теперь, когда ты столько времени провела в моем доме, в Оринград тебе лучше не возвращаться, но и здесь ты жить не сможешь. Завещать тебе даже скромную сумму я не могу, потому что пока я жив, ты рабыня и не можешь быть включена в завещание. Поэтому единственное, что у тебя останется, – это мои подарки. Дарить наложнице одежду и украшения я в праве. А мы ведь никому не скажем, что ты не была наложницей в полном смысле этого слова? Так вот, ты всегда сможешь заложить это ожерелье или продать. Денег хватит, чтобы уехать, куда ты захочешь, и на первое время там. Поэтому спрячь его как следует. На крайний случай. Сама видишь: если меня не убьет война, то свои же готовы всадить нож в спину. Я не смогу защищать тебя всегда.
Я смотрела в его глаза, казавшиеся сейчас совсем черными, с ужасом и непониманием. Когда Шелтер замолчал, я смогла задать только один вопрос:
– Почему?
– Что почему?
– Почему вы так добры ко мне? То, что вы делаете сейчас, выходит за рамки обычного милосердия. Чем я заслужила?
Уголки его губ вновь приподнялись в улыбке. Сегодня генерал был щедр на них.
– Не волнуйся, милая. Отрабатывать мою щедрость не заставлю.
– Зачем вы так? – обиделась я. – Теперь я знаю вас достаточно хорошо, чтобы не оскорблять подобными подозрениями. Но я все равно не понимаю…
– А я не готов объяснять, – спокойно парировал он. – Просто прими, как данность, Мира. Считай, что я… замаливаю грехи. Может быть, мне зачтется твоим Тмаром. Или другим богом. Хотя, конечно, я надеюсь, что их не существует, ибо груз моих грехов слишком велик.
Глава 20
Утром за завтраком генерал был молчалив, задумчив и хмур. На его лице оставались следы вчерашней усталости, как будто вместо того, чтобы спать, он всю ночь занимался какими-то делами. О нападении напоминало несколько ссадин и мелких царапин, которые он не стал залечивать. На нем была повседневная военная форма, и это означало, что он снова собирается уехать по делам.
– Как себя чувствует Мэл? – спросила я, просто чтобы хоть как-то завязать разговор и отвлечь Шелтера от явно невеселых дум.
–
Я кивнула, давая понять, что мне эта идея нравится и я обязательно зайду к пострадавшему вознице.
– А как же вы теперь без него? Вы ведь куда-то собираетесь, да? Кто вас повезет?
Шелтер, до сих пор больше внимания уделявший собственной тарелке, наконец поднял на меня взгляд и улыбнулся. С заметным усилием.
– Ты вчера могла убедиться, что я прекрасно справляюсь с вождением сам. Водитель в моей жизни не реальная необходимость, а скорее дань положению. Как и камердинер. Знаешь, я ведь прекрасно могу одеваться и раздеваться сам, на войне у меня нет помощников.
– Так вы их держите только потому, что вам так положено? – удивилась я. – Они подчеркивают ваш статус богатого человека?
– Я держу их, потому что теперь достаточно богат, чтобы оплачивать прислугу, – поправил Шелтер. – А людям нужна работа. Это своего рода перераспределение средств в обществе.
Я снова кивнула, на этот раз медленно, задумчиво. Генерал снова и снова заставлял меня смотреть на привычные вещи с неожиданных точек зрения, из-за чего мир, ранее такой простой и понятный, обретал новые очертания, играл неожиданными красками. Порой это пугало, но в то же время очень мне нравилось.
– Вы надолго сегодня? – поинтересовалась я, помолчав немного. – Вернетесь к обеду или к ужину?
– К обеду точно нет, даже к ужину едва ли, так что не жди меня. Через три дня я уеду, а кое-какие дела еще остались.
Внутри что-то неприятно дернуло, я нахмурилась, недовольно ковыряя пальцами рыхлую булочку. Обычно они мне очень нравились, но сейчас аппетит вдруг пропал.
– Какой-то дурацкий у вас отпуск, генерал Шелтер, – не сдержавшись, проворчала я. – Вы совсем не бываете дома, только и делаете, что разъезжаете по делам.
– Только не говори, что ты по мне скучаешь, – насмешливо попросил он.
Я бросила на него взгляд исподлобья. Он сидел как всегда очень прямо, держа в руках изящную чашку с кофе, так и не донеся до рта. Судя по кривой ухмылке, его слова были просто едкой шуточкой, на какие он бывал щедр, но я вдруг с удивлением поняла, что они попали точно в цель.
Это стало для меня неожиданным открытием, как накануне я с удивлением поняла, что близость генерала вселяет в меня покой и уверенность в собственной безопасности. Теперь оказалось, что я начала по нему скучать. Начала заранее, ведь он еще не уехал, а мне уже стало грустно от мысли, что вскоре я буду завтракать, обедать и ужинать одна. Ну, может быть, слуги возьмут в свою компанию, как делают иногда и сейчас, когда Шелтер в отъезде. Но это будет не то. Мне будет не хватать его общества. Его умных, пусть и циничных, рассуждений, его рассказов, порой неуместных и жестоких шуток.
Три дня. Один из которых он уже совершенно точно проведет неизвестно где, вернувшись ближе к ночи.
– Хорошо, не буду, – буркнула я, снова опуская взгляд на истерзанную булочку.
На несколько долгих секунд в столовой повисла тишина, которую разрушило позвякивание чашки, опустившейся обратно на блюдце.
– Хочешь, я никуда не поеду? – неожиданно предложил Шелтер.
Я удивленно посмотрела на него, забывая о многострадальной булочке. Как это часто случалось, попала в плен темных глаз. Только сегодня их тьма не пугала. Как обычно, она казалась вездесущей, обволакивающей и проникающей внутрь, но сейчас еще и необычно теплой, как летняя ночь.