Нагуаль
Шрифт:
Но я тогда не знала.
Что касается Сильвии, то она оказалась яркой шатенкой модельной внешности с неиссякаемым запасом сплетен на языке. Я переживала и напрягалась, продумывая поведение в роли Фэй, но напрасно – всю дорогу мне оставалось лишь слушать Сильвию, поддакивать и к месту кивать. Она засыпала меня незнакомыми именами и подробностями чужих жизней, и в какой-то момент я отчаялась и просто перестала запоминать. Столько всего и сразу мой мозг не осиливал.
Несмотря на это, Сильвия мне понравилась. Она производила впечатление живого и незлобивого человека, легкого на подъем и открытого с друзьями. Но все-таки где-то в глубине души меня бесконечно точил червячок, что эта милая девушка дружит с Фэй, а не со мной настоящей.
Редакция, которой заправляла Сильвия, мне тоже пришлась по душе. Несколько сотрудниц трудились за компьютерами, попутно обсуждая что-то между собой и названивая кому-то по телефону. Я с белой завистью смотрела на их маленькую, но несомненно дружную компанию. Хорошо бы работать в таком коллективе, щелкать по клавишам, пить кофе и обмениваться новостями! В соседнем помещении, оборудованном под съемочную студию, кипела жизнь. Седовласый интеллигентного вида мужчина в дорогом костюме нежно обнимал перед экраном объектива молодую красивую девушку. Когда я шепотом поинтересовалась у Сильвии, кто это такие, та сделала круглые глаза:
– Ну ты что, мать, совсем после аварии из гнезда выпала? Это же Смагински, писатель, очень популярный сейчас. «Пять тысяч дней до восхода». Нет? Не слышала? Я его еле выцарапала для специального выпуска. А это его новая жена. Старая умерла от рака год назад. По телефону он сказал мне, что снова счастлив, и мы решили сделать на этом акцент для читателей, поэтому пригласили и ее.
Я с интересом рассматривала явно мезальянсную пару. Юная супруга, хоть и стильно одетая, показалась мне в чем-то диковатой. Как лесная кошка. Она щурила большие, чуть раскосые глаза после каждой фотовспышки и жалась к своему возрастному мужу. Про самого писателя я не знала совсем ничего – четыре года назад такого имени на обложках еще не существовало – но на фоне молодой красотки он выглядел бодро и свежо. Интересно, как бы отнеслась к новому браку его покойная супруга? Одобрила бы выбор, руководствуясь пожеланием «лишь бы любимый был счастлив»? Или расстроилась, что ее, состарившуюся и погибшую от страшной болезни, так быстро и легко заменили более свежим и не скоропорченым товаром?
От размышлений меня оторвала крохотная взъерошенная девчушка, которая прибежала по зову Сильвии и всплеснула руками:
– Фэй! Что у тебя с головой?! Сильвия, почему ты мне заранее не сказала, что у Фэй с головой?! Как нам выпускать ее на камеру? А-а-а! А-а-а-а!
Вообще-то с головой у меня только внутри было все плохо, а снаружи я ее с утра помыла, причесала и уложила, но, похоже, мой внешний вид консультанта по красоте совершенно не устраивал. Меня куда-то потащили, усадили перед зеркалом, красили и делали прическу, подбирали наряды для съемки, попутно обсуждали, что я «стала сама не своя» и «так изменилась после болезни», и мне подумалось, что мир акул фэшн-индустрии опаснее, чем лапы Джеймса или псевдодружелюбность Мадам – здесь настоящую Кристину раскусят в два счета по неправильно уложенной челке.
Зато кое-что полезное тоже удалось выяснить. Из болтовни редакционных девушек выходило, что загадочный друг Мадам по имени Гольденберг ни кто иной как избранный в этом году мэр, а Мадлена, «Золотой голос Венеции», – его дочь. Я бы хотела исподтишка взглянуть на них, как смотрела на писателя, но они уже приезжали и давали интервью ранее, так что тут мне обломилось.
Правда, без неприятностей тоже не обошлось. После
Бегая из помещения в помещение, я ругала себя на чем свет стоит. Как упустила? Как недосмотрела? Смагински как раз прощался на выходе с Сильвией и с теплом пожимал ей руку, когда они оба заметили мою панику и поинтересовались в чем дело. Узнав, что пропала сумка, Сильвия озадаченно нахмурилась и твердо заявила, что ручается за честность любого из своих сотрудников, а мужчина сразу переменился в лице, извинился и сказал, что сейчас вернется. Такая реакция показалась мне подозрительной, и я не стала ждать, а двинулась следом. Писатель и его красивая юная жена обнаружились в фойе у лифта. Она стояла, низко понурив голову и прижимая к груди… мою сумку, а он сердито отчитывал ее.
– Я говорил, что нельзя так делать, Лидия! Говорил?! Это плохо! Это очень, очень плохо!
Глядя на них, я не могла отделаться от ощущения, что хозяин ругает испортившую коврик собаку. Все в девушке: и ее по-щенячьи жалобный заискивающий взгляд, и сгорбленная поза, и робкое бормотание – говорили о том, что вину свою она не отрицает и даже признает. Я не стала скрывать своего присутствия и приблизилась, и тогда Смагински отобрал у жены сумку и вернул мне.
– Извините, – проговорил он, вытирая крупные капли пота с высокого лба. – Лидия, она… у нее клептомания. Это…
Конечно, я была рассержена на девчонку, испортившую мне массу нервных клеток, но вежливый тон мужчины и то, как он покраснел из-за поступка жены, немного смягчили мой гнев.
– Я знаю, что это такое, – остановила я его, всем видом показывая, что не собираюсь устраивать скандал. – Болезнь, когда человек себя не контролирует.
– Да, – выдохнул писатель с видимым облегчением. – Спасибо, что вы понимаете. Мне так стыдно.
Я расстегнула замок сумки, быстро убедилась, что все вещи, в том числе и самые дорогостоящие, на месте, и заставила себя улыбнуться, как воспитанная девочка.
– Я просто очень испугалась. Мне показалось, что их взял настоящий преступник.
– Спасибо, – еще раз повторил он и хозяйским жестом прижал к груди жену. – Я обожаю Лидию, после смерти первой супруги она меня с того света вытащила. Не появись она у меня, как лучик света, я бы точно покончил с собой. Мы с Рахелью прожили вместе тридцать лет, и когда она ушла, я не представлял жизни без нее. Вы когда-нибудь теряли очень близкого человека? Того, кто был рядом с вами все время, а потом по какой-то обидной, нелепой, необъяснимой причине покинул вас навсегда?
Я подумала о прежней, двадцатилетней Кристине и вздохнула:
– Скажу вам больше, мне кажется, что именно в данный отрезок жизни я потеряла очень важного для себя человека.
– Да? – поднял брови он. – Тогда мой вам совет: ни в коем случае в себе не замыкайтесь. Найдите того, кто поможет вам пережить трудный период. Мудрого наставника, более опытного друга. Мне, в свое время, именно такой друг помог. Он направил меня на путь созидания, а не разрушения, и я обрел Лидию.
Еще раз извинившись, супружеская чета вошла в прибывший лифт, оставив меня с сумкой. И только когда двери начали закрываться, я обратила внимание, какой у Лидии взгляд. Почему-то даже мурашки побежали по спине. Ее карие глаза блестели, как поспевшие дочерна на солнцепеке вишни, а рот искривила зловещая улыбка. Я не могла понять, что таится за этой улыбкой и этим взглядом, но каким-то седьмым чувством, спинным мозгом, интуицией своей истерзанной ощущала, что это – что-то нехорошее.