Нагуаль

Коулл Вергилия

Я сделала второй шаг и протянула руки, но маленький Джейми залился еще более горючими слезами, стиснул кулачки, затрясся, побелел, и на меня сошло ужасное озарение: он меня боится. Боится, как бабайку, ведьму какую-то страшную, как зло из самых жутких кошмаров. Меня боится. Потому что тоже считает, что я – Фэй.

Горло перехватило, в груди стало так больно, что я готова была на пол упасть и плитку грызть, лишь бы утолить эти спазмы. Все повторялось, как на заезженной пластинке. Я узнала, что у меня есть муж, и он мне понравился, но оказалось, напрасно. Я увидела ребенка и полюбила его с одного взгляда – но не могла даже взять на руки. Эта новая

жизнь, в которой я проснулась, выглядела, как мечта… как мечта, на которую мне позволили взглянуть через непробиваемое стекло. Входа в нее, полноценной жизни внутри нее для меня не было. Кто-то другой уже прожил ее, установил свои порядки, расставил приоритеты. Все испортил.

– Энн, унеси его, доест потом, – недовольно наморщила нос Мадам, и тогда я опомнилась, подхватила свою сумку с пола и сделала шаг назад.

– Нет-нет, успокойте Джейми. Пусть доест спокойно. Я попью кофе позже.

С этими словами я развернулась и пошагала обратно в гостиную, которую заметила по пути сюда. Как по команде, плач за спиной стих, осталось лишь тихое успокаивающее бормотание няньки. Я рухнула на диван, пристроив сумку у ног, и, пока никто не видел, пригорюнилась. Теперь навсегда покинуть этот дом будет сложнее. Может, забрать с собой малыша? Мадам при нем курит, чего я не одобряю ни в коем случае, да и вообще сложилось впечатление, что няньке он больше нужен, чем бабушке или отцу. Или… матери. Господи, чем можно так довести ребенка, что он трясется от одного моего вида?!

Раздался перестук каблуков домашних туфель, и Мадам с мундштуком в одной руке и чашкой кофе – в другой вплыла в поле моего зрения и опустилась на край дивана. Я тут же подобралась и натянула личину Фэй. Кажется, это уже вошло в привычку.

– Надоедливый ребенок, – доверительно наклонилась она ко мне и закатила глаза. – Постоянно орет. У меня от него головные боли.

Во мне тут же поднялась волна возмущения.

– Ваши мальчики так в детстве не орали? – процедила я сквозь зубы, сдерживая материнский гнев.

– Что ты, – Мадам царственно махнула рукой и сделала вид, что рассмеялась, – Кевин мне вообще проблем не доставлял, а с Джеймсом всегда была хорошая няня.

– А это – плохая няня? – кивнула я в сторону столовой.

– Неплохая, – снизошла Мадам. – Ребенок крикливый. Надоедливый.

– Может, ему не нравится дышать табаком? – не удержалась я.

Мадам подняла подбородок, отчего ее узкое чуть вытянутое лицо стало походить на лисью морду, посмотрела на меня из-под век, ее глаза заблестели, и я тут же спохватилась, что в роли Фэй сделала гигантский промах. Если ребенок ее боится, вряд ли она похожа на любящую мать.

– Сигареты у вас вонючие, – тут же капризно пояснила я, – сама такими дышать не могу.

Мадам пожала худым плечиком и покладисто затушила сигарету.

– Джеймс звонил вчера вечером, – она стрельнула в меня снайперски точным взглядом. – И я сказала, что тебя здесь нет. Он снова разбудил меня звонком утром. И я снова уверила, что ты не приезжала.

– И зачем вы это сделали? – фыркнула я так, как по-моему мнению сделала бы Фэй.

Мадам отхлебнула кофе и заметно посуровела.

– Потому что не хочу, чтобы мой сын сел в тюрьму по обвинению в убийстве.

– А вы что, тоже считаете, что он способен меня убить? – выдавила я наигранно веселый смех.

Но Мадам не улыбалась.

– На твоем месте, Фэй, я бы так не веселилась, – проговорила она. – Поверь мне, мой младший сын способен на все.

Страх снова ледяной лапой взял меня за

горло. Вспомнились слова Кевина о том, как мать умоляла его не озвучивать подозрения для полиции. Стояло ли за этими мольбами лишь вполне понятное желание не навлекать на семью лишних проблем? Или же Мадам осознанно готовилась покрыть преступление сына?

– Кевин рассказал мне о поцарапанной краске на машине, – поделилась я с Мадам, решив, что хуже от этого не будет. – Вы тоже верите, что так могло случиться?

– Ты мне нравишься, дорогая, – после некоторой паузы сообщила она, и по лицу было видно, что врет и совсем так не думает, – поэтому я просто считаю своим долгом предупредить себя. Ты поставила всех нас в очень неудобное положение, а Джеймс привык защищать семью, он делал это еще с юных лет, еще когда был жив мой обожаемый Мэтью…

На этих словах из кармана одеяния Мадам появился белоснежный платок, которым она промокнула накрашенные ресницы.

– …стоит лишь вспомнить, что он сделал с беднягой Эндрю, – она спохватилась и вновь строго посмотрела на меня. – Я ни в коем случае не защищаю Эндрю, по правде говоря, он был тот еще скот, мой бедный мальчик так пострадал от него… но все равно. Я боюсь. Я боюсь за тебя, Фэй. Джеймс не из тех людей, кто прощает оскорбления, нанесенные членам его семьи. Поэтому тебе срочно нужно уехать.

Слушая сбивчивую исповедь Мадам, я совершенно ничего не понимала. Кто такой Мэтью? Кто такой Эндрю? Кто тот «бедный мальчик»? Джеймс уж точно на это определение не тянул, по крайней мере, после того впечатления, которое о себе оставил.

– Постойте… – я тряхнула головой и решилась на отчаянный шаг, – вы о ком, вообще, сейчас говорите?!

К счастью, Мадам не стала удивляться моей неосведомленности и отреагировала на нее терпеливо и спокойно.

– Ты всегда была так холодна и равнодушна к проблемам нашей семьи, – вздохнула она с кротким упреком и подкурила сигарету, очевидно, забыв, что сама же тушила ее. Сделала глубокую затяжку, похлопала ресницами. – Эндрю был моим первым мужем, это на бумаге, а по факту – грязной свиньей, и когда я забеременела от Мэтью и сбежала от него, всячески портил мне жизнь, шантажировал, тянул деньги. Он был беден, а мой второй муж – богат, и не моя вина в том, что именно Мэтью разглядел во мне сокровище всей его жизни, носил на руках и пылинки сдувал, чего не делал мой первый благоверный.

Мадам надула губы и взглянула на меня якобы в поисках поддержки, но я осталась глуха к ее безмолвным призывам повздыхать в унисон.

– Это длилось много лет, – закруглилась она в пояснениях, – мальчики успели вырасти, Кевину исполнилось шестнадцать, Джеймсу – пятнадцать, но мы с Мэтью скрывали от них свои проблемы. В глубине души я ощущала вину перед бывшим мужем за то, что бросила его, ушла в более красивую жизнь, поэтому терпела и понемногу давала денег. Мэтью много раз предлагал прекратить все, засадить гада в тюрьму, благо возможность имелась, но мне это казалось недопустимым. Наконец, я уступила уговорам мужа и перестала общаться с бывшим, пригрозила натравить на него полицию. Эндрю вдруг пропал с горизонта. А потом Кевин рассказал мне, что он все знает, что мой бывший пытался выйти на контакт с моими мальчиками, рассказывал им какие-то гадости обо мне, о нашей с ним прошлой жизни. Бедняжка Кевин, его всего трясло, он находился в таком шоке! А Джеймс защищал меня, понимаешь, Фэй?! Бог знает, что творилось в его голове тогда. К счастью, полиция так и не вышла на его след, и мы стали жить, наконец-то, в покое.