Наизнанку
Шрифт:
– Сказал тот, кто вприкуску с бутербродами разглядывает фотографии расчлененных трупов, – хмыкнула Ива, когда они уже вошли в теплую, напоенную миллионами запахов корчму.
– Я – другое дело, а ты, Ива, девушка. Молодая девушка. Такая работа, ты уж прости, не для вас. У тебя ж с личной жизнью полный ноль, и канцеляриста ты своего прогнала непонятно почему.
Ива чуть было не задохнулась: то ли от возмущения, то ли от смущения. Первое – из-за того, что подробности ее личной жизни благодаря вездесущей, падкой на сплетню Хельге знают все, а от второго – потому что в личную жизнь она пускает только проверенных людей, а Эльги был совсем не тем, с кем бы она хотела обсуждать, почему она рассталась
– Ну вот… – протянул мужчина, по-волчьи сузив глаза, в которых плясали чёртики. – Наша Ивушка засмущалась. Не письки у трупов на выезде ее смущают, а банальный вопрос о наличии мужика. Ну или отсутствии.
– Хочешь посплетничать со мной обо мне же? – сощурила глаза Ива, на что тот рассмеялся и, по-дружески толкнув ее в бок, произнес:
– Да ну брось ты! Ну что, я не понимаю, что ли? Я бы на правах старшего товарища не подпустил бы тебя к этому… Ну как его… Генрику?
– Хендриху, – спокойно отозвалась Ива, подзывая официантку и заказывая себе поздний ужин из овощей и рыбы. От выпивки Ива, как и всегда, отказалась: еще с малых ногтей вбила себе истину в голову – ментальная ведьма всегда должна быть трезва, какая бы попойка вокруг не происходила.
– Я, пожалуй, выпью эфольхарсткого меда. Уж больно он у них вкусный, особенно на смородине. Есть у вас на смородине? Ну вот и отлично, – когда же официантка отошла, приняв заказ, он повернулся к Иве и спустя минуты молчания произнес: – Ты не обижайся, ладно. Много кто о тебе судачит. Ты хорошая девушка, Ива, правда… Нам просто жаль.
– Жаль? Чего же вам жаль? Да и чего вы все прицепились к моей личной жизни? – Ива едва сдержалась, чтобы не поморщиться.
– Жаль, что такая хорошая девка пропадает зря. Ну вот, кого ты тут найдешь? Забулдыгу какого-нибудь, да, ну, может, ведьмак какой проскочит мимо, так этих же за хвост не поймать – всю жизнь в дороге. Ты у нас еще годик отработаешь и привыкнешь к такой жизни, когда среди ночи на вызов надо, не каждый мужик такой ритм жизни у супруги выдержит: да и черстветь с годами начнешь, ласки не добиться будет. Вот и нужен тебе мужик, который это всё примет и сам таким же будет. Среди наших искать бессмысленно – половина из них умственно контуженные или выгоревшие на такой работе: ни любви, ни поддержки ты не получишь. Канцелярист твой тоже не в счет – сам понимаю, чего ты погнала его.
– Эльги, прошу тебя, остановись, – Ива поморщилась, закусив губу изнутри: волк бил в самую точку по больному: – Я рада, что вы, как товарищи, беспокоитесь, чтобы я девой старой не померла, но не забывай, Эльги, что я – ментальная ведьма. Я знаю, что у людей на уме. Если родилась с таким даром, то сложно строить отношения, даже до влюбленности временами не доходит, просто принимаешь человека в свою жизнь и живешь с ним, потому что притерлась. Это настоящая чума среди ментальных ведьм, а уж эмоцию нужную вовремя мы выдавать умеем: иногда люди могут годами гадать, любит ли их супруга с ментальным даром или нет. Да и лапшу мне на уши тоже не навешать, я ее сниму, и перевешу на другого. Все самое потаенное и сокровенное у нас как на ладони: вот я знаю, что ты в Центр работать не уехал, потому что в одно время был на волосок от трибунала и в личном деле у тебя пометка стоит о нем. И дело, как видишь, далеко не в том, что три года на границе тарабанить: было бы желание, то отбарабанил бы – не переломился.
Она немного помолчала, когда перед ними расставляли ужин, и продолжила только тогда, когда официантка удалилась, а лицо Волка стало каменным.
– Да, я знаю, Эльги. Я знаю. С первых минут знала. Говорить никому не стала. Потому что это твое личное дело, и трепаться никому не намерена.
– А ты… Ты умеешь сразу на больное не то, что надавить, а распороть
– Эльги, я сказала это не для того, чтобы ты прекратил свои словоизлияния по поводу моей жизни, а просто для примера. Представь, если я каждого мужика так дожимать буду, когда он мне про луну и звезды, а я ему про его нутро.
– Да это я понял, – он усмехнулся и отпил из стакана, а затем улыбнулся и спросил: – Ты этого Хендриха тоже так наказала?
– Нет, – Ива качнула головой: – С ним все было иначе. Я за него чуть замуж не вышла.
– Что?! – глаза Волка округлились, и он даже немного подался вперед, отчего Ива хихикнула и ответила:
– Ага. Вот веришь или нет, а я чуть замуж за него не вышла. Потом узнала, что он ко мне своих людей приставлял, шпионил за мной день и ночь, все боялся, как бы я от него не ушла. Говорил, что любит меня, что заботится так обо мне, – на этом Ива даже фыркнула, помешивая ложечкой травяной чай:
– Для меня же эта любовь – удавка. Не люблю я, когда так контролируют, ни черта это не мило и не забавно, напоминает болезнь какую-то. Кто-то скажет, что я зажралась: красивый, умный, с говорящей фамилией, чего еще можно желать, но его любовь тяжелая и душная.
– А я думал, ты его из-за кобелиного дела погнала… Ну ты ж знаешь, как на них девки виснут.
– И это было, – Ива усмехнулась, – пока училась в Академии, то столько девок по нему сохло, я уж и пересчитать не смогу. Только на моем потоке с десяток, а он все за мной увязался, будто ему медом намазано. Видел бы ты, Эльги, какие девушки рядом с ним были – все как на подбор, красавицы длинноногие, лица – ну чисто куклы фарфоровые, а он за мной все…
Ива обвела себя рукой, как бы демонстрируя Эльги свою далеко не модельную фигуру и не кукольное чистое личико. Волк немного помолчал, отпивая мед и закусывая говядиной, томленной в печи в горшочках.
– Ты не дурна собой. На мой вкус. Обычная здоровая девка, а не худая селедка… Мышечная.
– Ты умеешь сделать комплимент, – хихикнула Ива и вернулась к своим овощам: – Думаю, на этом разговоры о моей личной жизни с тобой прекратятся, а теперь давай-ка о деле.
– Ива-а-а-а… – Волк закатил глаза, но девушка все не унималась:
– Что, Ива? Нас завтра опять песочить будут, надо мозгами пораскинуть по этому поводу. Итак, мы имеем исчезновение Ариссии ван Дель – дочери богатого бизнесмена. Как бы ни старались ее родители, а город об этом все-таки судачит. Последние дни пропавшей каждый помнит на свой манер, кто-то говорит, что ходила с подружками в театр, а после одна возвращалась домой, а кто-то говорит, что после курсов Старшего наречия она пошла записываться на танцы и спустя несколько дней после посещения этих самых танцев и пропала. Точного расписания или списка дел Ариссии никто не знал, даже родная мать. Девушка была предоставлена сама себе и жила одна. Подружки наперебой твердят, что у Ариссии не было возлюбленного и убежать она вместе с ним не могла, да и просто – она не могла убежать, потому что, – Ива сделала в воздухе кавычки, – «от хорошей жизни не бегут».
Даже от хорошей жизни бегут, – глухо отозвался Эльги, пережевывая особо крупный кусок мяса. – Так, может, и правда она сбежала? Может, в семье что-то не ладилось, вот она собрала скромные пожитки и рванула куда-нибудь на Запад? Никто ж нам не расскажет из членов семьи, что проблемы были. Богатеям признаться в этом, как голой жопой на кактус сесть.
– Подруги? Подруги бы точно рассказали, но те говорят, что отношения с родителями у Ариссии были просто прекрасными. Но оставим Ариссию и вспомним, что три луны назад пропала другая девушка, и тоже по всем параметрам благополучная – Виктория Эльвас.