Накануне
Шрифт:
– Скажу так, мы… – делаю многозначительное лицо и протягиваю руку вперёд.-… делаем ставку на молодых и талантливых учёных.
"С кем вы работники науки? Вот и отлично: рукопожатие сильное, решительное".
Быстро идём с Олей по длинному коридору санатория к выходу, за нами катится директор ЦНИИ.
– Надеюсь на вас, товарищ Шифман… – останавливаемся у выхода, директор вытирает носовым платком пот со лба.
Смотрю на его испуганное лицо: "Что-то я переборщил с этим".
– … любопытное здание, – делаю широкий жест рукой. –
Сосновый бор вплотную подступает к фюзеляжу, хвостовому оперению и крыльям двухэтажного "самолёта", перед "кокпитом", где мы стоим, небольшая площадка.
"Эх, напрасно сказал…. ишь как затрясся, подумал, видно, что я здание у него собрался оттяпать".
– Костя, в Лаврушинский! – Оля весело плюхается рядом со мной.
"Раскомандовалась… три часа… время есть, до встречи с Кировым (оказалось он уже в Москве) ещё два часа".
Незаметно киваю в ответ на вопросительный взгляд водителя в зеркале заднего вида.
Москва, Лаврушинский переулок, д.17
Квартира Ильи Ильфа.
30 июля 1937 года, 15:30.
Стоим вчетвером в прихожей: у Маруси, как всегда, глаза на мокром месте, Ильф, загоревший и поправившийся за лето, виновато опускает глаза.
– Клянусь здоровьем дочери, – драматично прижимает руки к груди хозяйка. – я ни одному человеку не говорила…
– Я думаю, это врач в санатории… в Ялте… – перебивает её муж.
"Твою ж мать… Засада… Ладно, переживём. После сегодняшней встречи с руководством ЦНИИ всё равно бы пошли слухи по Москве. Может это даже и к лучшему, информационную кампанию надо начинать заранее"…
– … она сама уже об Ане всё знала. – Мы все, включая Ильфа, удивлённо уставились на Марусю.
"Во-первых, никакую кастрюлю я у тебя не брала, а, во-вторых, она уже была с дыркой".
– Кто она? – Кричим втроём.
– Любовь Петро-о-овна… – всхлипывает Маруся.
– Это точно Евдокия, няня наша разболтала… – опускает плечи писатель. – жалкая и ничтожная личность.
– … она раньше служила кухаркой у Орловой, сплетница та ещё, наплелала ей ещё в Москве, будто Аня – колдунья, – подтверждает жена. – а когда слухи пошли уже в Крыму по санаторию, Любовь Петровна с Гришей по соседству дачу снимали, что Иля вылечился от туберкулёза, сама прибежала ко мне, умоляла познакомить с Аней…
"И ты, конечно, отказать ей не смогла".
– Тук-тук, тук ту-ук. – Кто-то сильно постучал в дверь.
– Проходите в гостиную, – спохватывается хозяйка. – Иля, будь уже хозяином.
– Лучше на кухню, – начинает суетиться Ильф. – у меня такое вино крымское есть, закачаетесь…
– Орлова? – Шепчу Оле.
– Моя мама боготворила её…
"Ну а это здесь причём"? Бережно поддерживаемая под руку мужем, знаменитым режиссёром Александровым, в прихожую нетвёрдой походкой вступает Любовь Орлова в длинном белом шёлковом платье с длинными рукавами, закрывающими кисти рук, наспех причёсанная,
– Помогите мне! – Её голос звучит неестественно громко, как будто она пытается перекричать кого-то. – Я не могу больше это выносить.
Актриса пошатывается, Оля порывисто бросается к ней и подхватывает её с другого бока.
"Как они похожи! Цвет волос, глаз, одного роста, одинаковой комплекции, встретишь на улице – не отличишь. Вот только возраст, неумолимая вещь… перед нами не сёстры, а скорее – мать и дочь".
Все присутсвующие, включая Александрова, поражённо замерли глядя на них.
– Куда можно пройти? – Хмурится Оля, обращаясь к Марусе.
– Сюда-сюда, пожалуйста. – Хозяйка квартиры сбросив наваждение, провожает женщин до двери, ведущей из гостиной в спальню.
– Обождите нас здесь, пожалуйста. – В голосе Оли появляются железные нотки и Маруся с Александровым невольно делают шаг назад.
– Гриша, Маруся идите к нам! – Кричит Ильф из кухни, разливая красное вино в хрустальные бокалы.
Встревоженный режиссёр и сгорающая от любопытства Маруся остаются в гостиной.
– Ну и ладно, – машет рукой хозяин. – Алексей, я хочу выпить этот бокал за тебя! Мне тебя сам бог послал! Если бы не ты…
– В общем, за-здо-ро-вье! – Пародирую американского спутника писателей, с которым они путешествовали по Америке. – Помнишь как мы после встречи у Форда обедали в придорожном ресторанчике?
– Без меня пьём? – На кухню проникает Петров.
– Как же, выпьешь без тебя, – смеётся Ильф. – у меня такое впечатление, что стены квартиры не доходят до потолка, как в общежитие на Божедомке: слышно было кто чем занят в конце коридора, в смысле, кто что пьёт.
– Как дела, Чаганов? – Стучит мне по плечу соавтор.
– Ждёт меня дорога дальняя на крайний Север… – с удовольствием съезжаю со скользкой темы. – Выдвигают меня в депутаты Верховного Совета. Завтра выезжаю на поезде в Архангельск, по пути буду агитировать народ голосовать за себя. Дают под моё начало агитационный вагон.
– Архангельск! – Кричит Ильф. – Алексей, тебе же корреспонденты нужны, правда? Ну чтобы освещать в прессе поездку. Женька, поехали! Засиделись мы. Пристроим репортажи в "Гудке", да и в "Правде" с "Известиями" не откажутся. Берёшь нас с собой?
– Куда это ты тут собрался? – В дверях показалась голова Маруси.
– В Архангельск, на поезде с Алексеем. Его выдвигают в Верховный Совет. – Ильф немного сник.
– На Север? Только через мой труп! – Прижимает руки к груди жена. – Подумай обо мне, о дочке.
– Ты же слышала, что врач сказал? Я совершенно здоров! – Пускает петуха писатель и поворачивается за поддержкой ко мне. – Скажи ей, Алексей.
– Аня тоже едет… – нейтрально замечаю я.
– Ты слышала! – Подпрыгивает писатель. – Решено, Женька, беги пакуй вещи пока я не передумал брать тебя с собой. Когда отправление?