Налегке
Шрифт:
– Есть!
Мы все всполошились. Порода в тех местах, где Баллу поработал молотком, была белая и чистая, и поперек нее вилась тоненькая голубая полоска. Он сказал, что в этой полосе есть серебро, смешанное с малоценными металлами свинцом, сурьмой и всякой дребеденью, а кое-где даже вкраплено золото. С величайшим трудом мы разглядели несколько крохотных желтых пятнышек и подсчитали, что если набрать такой породы две - три тонны, то, пожалуй, получится один золотой доллар. Мы повесили нос, но Баллу сказал, что на свете бывают жилы и похуже этой. Он выбрал образец, который назвал "самым богатым", и сказал, что проба при помощи плавки установит его ценность. Потом мы окрестили наш прииск "Повелитель гор" (скромность в выборе названий редко отличает золотоискателей), и Баллу прикрепил к нему нижеследующую заявку, сняв с нее копию, которую нужно было предъявить в городское приисковое управление для регистрации:
ЗАЯВКА
Мы, нижеподписавшиеся,
Мы приложили руку к этой заявке и пытались внушить себе, что приобрели богатство. Но, обсудив это дело со стариком Баллу, мы впали в уныние и расстройство. Он объяснил нам, что покамест мы видели только поверхностный слой кварцевой руды, а сама залежь, именуемая "Повелитель гор", уходит в глубь земли на сотни и сотни футов; толщина ее - около двадцати футов почти не меняется на всем протяжении, и руда сохраняет свои свойства, отличающие ее от породы, в которую она заключена, как бы глубоко пласт ни уходил в недра земли и как бы далеко он ни тянулся по горам и долинам. Он может уходить в глубину хоть на милю, а в длину иметь до десяти миль - это никому не известно, и всюду, где бы ни рыть, на земле или под землей, мы будем находить в руде серебро и золото, но ничего не найдем в породе, окружающей ее. И еще Баллу сказал, что самое богатство под землей, и чем глубже залегает пласт, тем он богаче. Поэтому мы должны либо вырыть шахту глубиной, скажем, в сто футов, либо спуститься в долину и проложить штольню в склоне горы, - только так можно добраться до скрытых сокровищ. Ясно, что и то и другое потребует месяцев тяжелого труда, ибо за день мы могли в лучшем случае пробить пять или шесть футов. Но и это еще не все. Баллу сказал, что после того, как мы добудем руду, ее надо погрузить в фуры и доставить на отдаленную фабрику; там ее раздробят и путем длительного и дорогостоящего процесса извлекут из нее серебро. Вечность отделяла нас от богатства.
Однако мы взялись за работу. Решили прорыть шахту. Целую неделю, вооружившись кайлами, бурами, клиньями, ломами, заступами, жестянками с порохом и мотками шнура, мы влезали на гору и трудились не жалея сил. Сначала дело у нас спорилось, потому что поверхностный слой состоял из мелко раскрошенной породы, и мы, взломав его кайлами, отваливали заступами. Но вскоре пошел сплошной камень, и мы пустили в ход ломы и клинья. Потом и этого оказалось недостаточно, и мы прибегли к пороху. Вот уж противная работа! Один из нас держал железный бур, а другой бил по нему восьмифунтовой кувалдой, точно вколачивая огромный гвоздь. Часа за полтора бур уходил вглубь на два - три фута, образуя дыру диаметром в несколько дюймов. Туда мы насыпали порох, вкладывали пол-ярда шнура, плотно заваливали его песком и гравием, потом поджигали шнур и удирали. Раздавался взрыв, камни взлетали в воздух, дым подымался к небу. После этого мы возвращались обратно и находили выброшенными на поверхность фунтов десять твердого, неподатливого кварца. И все. С меня хватило одной недели. Я отступился. Клаггет и Олифант последовали моему примеру. В нашей шахте было не больше двенадцати футов глубины. Мы решили, что это не годится и нам нужна штольня. Итак, мы спустились в долину и проработали там неделю; к концу ее мы проложили штольню такой глубины, что в ней свободно могла поместиться бочка, и рассудили, что этак футов через девятьсот мы доберемся до жилы. Я опять отступился, а остальные продержались еще один день. Мы решили, что штольня тоже не годится, а нам нужна уже разработанная залежь. Но таковой здесь не было.
Мы на время забросили "Повелителя гор". Между тем народу все прибывало, округ Гумбольдт, словно магнит, притягивал старателей. Мы тоже не избежали заразы и лезли из кожи вон, чтобы захватить как можно больше "футов". Мы ходили в разведку, открывали новые месторождения, прикрепляли к ним широковещательные заявки и давали им пышные наименования. Мы меняли свои участки и участки других владельцев. Вскоре мы уже были совладельцами таких приисков, как "Серый орел", "Колумбиана", "Филиал монетного двора", "Мария-Джейн", "Вселенная", "Умри, но добудь", "Самсон и Далила", "Сокровищница", "Голконда", "Султанша", "Бумеранг", "Великая республика", "Великий Могол", и с полсотни других "разработок", еще не тронутых ни кайлом, ни заступом. Нам принадлежало не менее тридцати тысяч футов на брата в "самых богатых в мире рудниках" - как их усердно рекламировали, - но мы задолжали мяснику. Нас била лихорадка, голова кружилась от счастья, горы будущих богатств грозили раздавить нас, мы с высокомерной жалостью взирали на миллионы несчастных тружеников, ничего не знающих о нашем волшебном ущелье, но в бакалейной лавочке нам не отпускали в кредит.
Странная
ГЛАВА XXX
Бескорыстные друзья.
– Как продавались "футы".
– Мы больше не работаем.
– Поездка в "Эсмеральду".
– Мои спутники.
– Индейское пророчество.
– Потоп.
– Наше убежище во время наводнения.
На каждом углу я встречал людей, которым принадлежали тысячи футов на неразработанных серебряных приисках и которые были убеждены, что каждый фут не сегодня-завтра будет стоить от пятидесяти до тысячи долларов, а покамест редко у кого из них нашлось бы и двадцать пять долларов. Каждый похвалялся своей новой заявкой и держал наготове "образцы"; при первом удобном случае он отводил вас в уголок и предлагал - не для своей, конечно, а для вашей пользы - уступить несколько футов "Золотого века", или "Сары-Джейн", или еще какого-нибудь богатейшего месторождения в обмен на стоимость сытного обеда. Но только, чур, никому не рассказывать о том, что он предлагал вам свои футы по столь убыточной цене, - ведь он идет на эту жертву ради чистой, бескорыстной дружбы. Тут он вытаскивал из кармана осколок камня и, опасливо озираясь, словно он ожидал, что при виде такого сокровища на него тотчас накинутся грабители, облизывал его языком, прикладывал лупу и восклицал:
– Гляньте-ка! Вон там, под красной пылью, видите? Видите крупинки золота? А прожилку серебра? Это с "Дяди Эйба". Там сто тысяч тонн такой руды прямо на поверхности. Понимаете, прямо на поверхности! А когда мы доберемся до коренной жилы, да это будет просто золотое дно! Вот, почитайте удостоверение! Я не прошу вас верить мне на слово, - почитайте!
И он вытаскивал из кармана замасленную бумагу, из которой явствовало, что подвергнутый испытанию образец содержит серебра и золота в соотношении стольких-то сотен или тысяч долларов на тонну. Я тогда еще не знал, что, по общепринятому обычаю, для пробы выбирали самый ценный образец. Сплошь да рядом в целой тонне пустой породы только один-единственный кусок величиной с орех содержал частицу металла, - и на основании этой частицы вычислялась средняя стоимость содержания золота и серебра!
Именно такая система вычисления и свела с ума округ Гумбольдт. Ссылаясь на результаты анализа, репортеры, захлебываясь от восторга, уверяли, что порода стоит четыре, а то и семь тысяч тонна!
Помнит ли читатель отрывок из газетной статьи, приведенный в одной из предыдущих глав, где автор ее утверждал, что добытая руда будет отправлена в Англию, золото и серебро выплавлено и возвращено владельцам рудников в качестве чистой прибыли, ибо стоимость меди, сурьмы и других металлов, содержащихся в руде, с лихвой покроет издержки? Все обитатели округа бредили такими "расчетами" и окончательно теряли голову. Мало кто думал о том, сколько потребуется труда или наличных денег, - учитывали только чужой труд и чужие издержки.
Мы больше не притронулись ни к своей шахте, ни к штольне. Почему? Да потому, что, по нашему мнению, мы открыли подлинный секрет успеха на серебряных приисках, а именно: не добывать серебро в поте лица своего и силой рук своих, а продавать месторождения рабам, влачащим ярмо, - пусть они сами его добывают!
Перед моим отъездом из Карсона мы с братом приобрели у каких-то бродяг несколько паев в рудниках "Эсмеральда". Мы надеялись, что на нас незамедлительно посыплются золотые и серебряные слитки, но вместо этого с нас непрерывно требовали добавочных вкладов.
Наконец терпение наше лопнуло, и я решил лично проверить, как обстоят дела. Для этого мне нужно было съездить в Карсон, а оттуда в "Эсмеральду". Купив лошадь, я пустился в путь со стариком Баллу и одним джентльменом по фамилии Оллендорф, из пруссаков; но это был не тот Оллендорф, который принес столько страданий людям своими злосчастными учебниками иностранных языков, где до одури повторяются вопросы, немыслимые и неслыханные ни в одном человеческом разговоре. Почти три дня мы ехали верхами в метель и наконец прибыли на постоялый двор "Медовое озеро". Двухэтажное бревенчатое здание стояло на пригорке посреди обширной безлюдной низины, по которой уныло течет хилая речка Карсон. По соседству с постоялым двором находилась конюшня почтовой станции, сложенная из самана. Других строений не было на десятки миль в окружности. Под вечер подъехали возов двадцать сена; их поставили возле дома, а все возницы - компания в высшей степени неотесанная - пришли к нам ужинать. Кроме того, на постоялом дворе находились два кучера с почтовой станции и человек шесть бродяг и проходимцев; короче говоря, общество было многолюдное.