Налог на убийство (сборник)

Виноградов Владислав Иванович

– Документы никуда не денутся.

– Поверь моему опыту, как раз они-то исчезают в первую очередь. Особенно, если тут есть хвостик ФСО.

– Сорокина, принеси! – согласился Байкалов, и когда дверь захлопнулась, добавил: – Хороший работник, безотказный, только о мужиках слишком много думает.

– Это заметно невооруженным глазом!

Через несколько минут Токмаков убедился, что и первая часть характеристики прапорщика Сорокиной была объективной. В толстенном скоросшивателе все документы были подшиты столь же

аккуратно, листок к листку, как волосы в ее прическе.

Токмаков впился в них глазами. За его правым плечом, заменяя ангела-хранителя, сопел подполковник Байкалов. К левому плечу, обычному месту демона-искусителя, как бы невзначай прижалась прапорщик Сорокина. Но ее тугое бедро волновало сейчас полицейского в последнюю очередь. В графе «грузоотправитель» черным по белому было отпечатано: ООО «ФСО», Санкт-Петербург, проспект Большевиков, 147.

Токмакову показалось, что за его спиной проткнули покрышку «КамАза»: таким глубоким был вздох облегчения подполковника:

– В главном компьютере не было этих чертовых ООО, вот я и подумал на «старшего брата». ФСО – Федеральная служба охраны!

– Вот и я! – тут же подхватилась Сорокина, демонстрируя отменную приспособляемость. – Я тоже так подумала, поэтому, честно признаюсь, не стала в тот дурацкий ящик заглядывать. Вдруг секретно!

– Тем более должна была заглянуть, – сказал подобревший Байкалов. У него явно отлегло от сердца. – Ладно, на первый раз… А сейчас быстренько ксерни все документы по этому грузу. Вадим, когда доберешься до этой ФСО, – врежь им по самое не хочу за переживания моей тонкой души!

– И за мои тоже, – сказала ему на ухо Сорокина, привычно сопровождая слова вращательным движением бедер, в результате чего Токмаков оказался в углу кабинета. – Я вам кое-что шепну по секрету от подполковника, только вы меня не выдавайте, ладно?

– Честное полицейское!

– Я в тот холодильник не заглянула, потому что он был опечатан. И на бирке всякие подписи и предупреждения, будто драгоценная их техника посыплется, если внутрь попадет свет. Я и плюнула. Это, конечно, против инструкции, но с коммерсантами связываться, только геморрой наживать.

– Знаю. Но связываюсь. И мне бы очень помогло, если бы я знал, что было в этом холодильнике.

– А это второй вопрос. Вы будете знать. Без кода ТНВД что-нибудь хитрое или оборонное за границу вывезти невозможно. Его присваивает торгово-промышленная палата. Или «ПетроэкспертЪ» – есть такая контора, вроде как государственное унитарное предприятие, за свой твердый знак держатся, упаси бог пропустить!

– Подозреваю, что в нашем случае это окажется именно «ПетроэкспертЪ»…

– В папочку с другими документами я положу все адреса и телефоны, – прочирикала Сорокина.

Подполковник Байкалов обернулся на звук сочного поцелуя. Прапорщик Сорокина провиляла мимо него с независимым видом. Капитан Токмаков выбирался

из угла с глуповатым выражением лица.

– Ну и что это было? – строго спросил Байкалов.

– Неучтенный поцелуй без кода ТНВД.

2. Закон британской драматургии: негодяй должен быть небритым

Токмаков вышел из здания Морского вокзала в четверть шестого. Синие февральские сумерки задели в душе полицейского лирическую струнку. Хотя, возможно, это были не сумерки, а упругие бедра прапорщика Сорокиной, продолжавшие свой волнующий танец перед мысленным взглядом Токмакова. Как бы то ни было, он позвонил Маше – сначала домой.

На удивление, его пассия действительно оказалась там, куда он завез ее утром. Вчерашняя прогулка по набережной не прошла для Маши даром – она застудилась. И на предложение вместе провести вечер ответила сварливым тоном, что такая встреча никому не доставит радости.

Она просто не может. Не имеет физической возможности. Несколько дней им придется подождать, а там как врач скажет.

– Ты же знаешь, для меня это не главное, – слегка покривил душой Токмаков.

– Расскажи кому-нибудь другому. Вчера мы даже поболтать толком не успели.

– Ну ты же знаешь, я всегда честно выполняю свой долг перед партнером, – притворно вздохнул Токмаков.

– Ах паразит! Так это было чувство долга, когда ты… – Маша осеклась, чутко уловив, что параллельный телефон взяла мать, – когда ты… всю дорогу читал мне стихи!

Токмаков имел не менее изощренный слух, а уж возможности телефонной техники знал гораздо лучше Маши. Поэтому он тут же ей подыграл:

– Естественно, ведь главное в наших отношениях – духовная составляющая. Всего остального мне хватает на работе.

– То есть как это на работе? У вас же там одни мужики! – взвилась Маша, забыв об аудиоконтроле со стороны старшего поколения.

– А что может быть выше мужской дружбы, мужской верности! – с пафосом ответил Токмаков, напротив, никогда не забывавший о возможности контроля, даже в том случае, если звонил любимой девушке.

Деликатную тему верности – мужской, женской, и даже лебединой – Маша предпочитала не поднимать. Поэтому перешла в наступление:

– Вот уж никогда бы не заподозрила тебя в нетрадиционной ориентации!

– А кто меня убеждал, что традиции в наше время – такая же условность, как все остальное? Это когда я говорил, что не хотел бы тебя видеть в юбке размером с носовой платок, – подпустил шпильку Токмаков. Он подзабыл, что Машу невозможно переспорить.

– Вчера ты хотел меня видеть вообще без юбки!

– Э-э, послушай… прислушайся, – старался Токмаков намекнуть, что Груздевой-старшей такие подробности ни к чему. Да и вообще, по собственной же легенде, вчера Маша была еще в Будапеште.

Но Маша была увлекающейся натурой. Плюнув на конспирацию, она взялась за перечисление: