Налоговая история. (Аспирантура, Бакалавриат, Магистратура). Учебное пособие.
Шрифт:
— По крайней мере, единственные во всём списке участников, — равнодушно ответил Савицкий.
Какая-то нездорово зазнавшаяся эта членша Императорского вокального общества! Я ожидала подобного поведения от Лёни, а не от взрослой женщины…
— Анастасия Родионовна, ещё комментарии будут? — спросил ведущий.
Но слишком поздно. Растопчинская уже оскорбилась, стиснула губки и обидчиво мотнула головой.
— Леонид, тогда слово вам.
— Для фольклорного пения…
— «Пения»? — надрывно воскликнула только что отказавшаяся от дополнений женщина. —
Я начала чувствовать, как тревога, взявшая верх впервые за вечер, закрадывается между рёбер. Савицкий наградил тётку, мягко говоря, презирающим взглядом и… просто продолжил мысль дальше железным голосом.
— Для фольклорного пения характерен узкий диапазон. Не вижу проблем с бедностью тембра, припевки вы исполняли ярко, — что это? Какие-то русско-народные штучки? — И по поводу заезженности песни… в повседневной жизни нас не окружает русско-народная музыка. На мой взгляд, ваш педагог правильно выбрала «Валенки». Они на слуху и скорее вызовут положительные эмоции у слушателя, чем малоизвестная этническая песня.
— Узкий диапазон? — визгливо раздалось одновременно с мужской размеренной речью. — В народном вокале?
Господин и Растопчинская схлестнулись противостоящими взглядами «сквозь» крючковатого Козлова, поджавшего плечи. С каждой случающейся секундой на это становилось всё страшнее смотреть.
— Кхм-кхм… — намекающе раздалось в микрофон. — Уважаемое жюри, давайте озвучим оценки.
— Пять, — о-о-о, неужели?!
А я думала, Растопчинская захочет снизить баллы!
Она скучающе уставилась на маникюр на своих растопыренных пальцах.
— Десять, — холодно изрёк Лёня и скрестил руки на груди.
Так это по десятибалльной шкале «пять»?!
— Борис Иванович? А вы? — мужчинка кивнул и одновременно махнул ладонью, мол «столько же, как у тётки» и уставился в пол.
Участница, как одинокий колосок в скошенном поле, ещё секунду выстояла, пошатываясь, и затем молча опустилась в кресло. Наверное, ей стало дурно…
Двадцать баллов делить на троих! Это же очень мало! Какое же место она получит на награждении?
Плед, наброшенный на плечи, перестал спасать меня от озноба. Я оторвалась от спинки кресла, пытаясь зарыться глубже в одеяние и пресечь распространяющийся под платьем холодок. А заодно наклонилась поближе к Кириллу, зашептав ему на ухо:
— Что за занозы в жопе?
Соколов, с виду увлечённый происходящим, молниеносно повернулся, чуть не коснувшись моей щеки. Так близко…
Недоумённо, а затем и озорно он заглянул прямо в глаза.
— Помочь достать?
Я, чуть не расхохотавшаяся в голос, стукнула его в жёсткое плечо.
— Я про жюри! Тётка с мужиком злые.
— А ты слышала, как пела та девушка? — хмыкнул Кирилл.
— Нет, — растерянно призналась я. — А ты?
Он помолчал.
— Тоже нет… не наводи панику раньше времени.
Я тихонько покашляла и обернулась к Даше, не обнаружив у язвительного Соколова желания посплетничать. Ковалёва выглядела бледно, напряжённо
Пришлось отвернуться к сцене, чтобы вынужденно послушаться совета Кирилла. Понаблюдаем, что будет дальше…
???
— …на мой взгляд, начало звучало слишком тихо, — вздохнул Савицкий, прибрав ладонью со лба русые пряди. Шёл второй час разборок. Мы выживали, как могли. — Отсутствовала тембральная окраска в начале песни. Нельзя настолько перебарщивать со субтоном. Это звучало не совсем грамотно, но…
— Уважаемая! Думайте, кого слушаете! Орёт себе человек, лает, да и пожалуйста, лишь бы к другим не лез со своими вредными советами! Вступление было слишком громкое! Я чуть не оглохла от вашего «Share my life»*! Как лопатой по башке! Разве можно так гадить лирическую песню?
Обалдеть! Два диаметрально противоположных мнения…
Последние минуты я поглядывала на Кирилла, снявшего бабочку. Он беспокойно крутил её в руках, расправлял заломы на красной отблёскивающей ткани, а на его серьёзном лице ходили желваки. И по тому, что Соколов воздерживался от шуток, я сделала выводы, что плохи наши дела.
— Вы это специально? — вдруг едко раздался в микрофон мужской голос.
Я быстро нашла взглядом Господина, растерявшего сдержанный вид. Он беззвучно посмеивался, нацелившись на Растопчинскую. Мне же не послышалось?..
Во всём оживившемся ряду повеяло любопытством.
— Что именно? — утрированно чётко спросила Растопчинская, сжав бумажки до побеления костяшек.
— Я зачитываю свои комментарии. Своё мнение. Считаете, это нормально? Я говорю: «тихо», а вы влезаете и говорите: «громко»?
— А что такое?! — растерялась она.
— Это дискредитация. Вы не даёте мне даже договорить. А что из этого должна вынести участница? Поделить наши мнения на два и найти среднеарифметическое?
— Послушайте, голубчик. Я не виновата, что вы не разбираетесь в вокале! И в отличие от вашего любительского мнения… я закончила консерваторию!.. Я не собираюсь перед вами более отчитываться. Моя оценка для участницы «четыре»!
Лёня, не скрывая того, что закатил глаза, вздохнул.
— Восемь, — уныло буркнул он.
— Следующий участник номер сто сорок! Григорян.
Мужичок из жюри даже не решался больше подвякивать. Все и так знали, что его оценки дублируют свирепое начальство.
— Я, — очередная девчонка встала, словно на расстрел.
— Два балла! — рыкнула тётка. — Комментарии у меня не зафиксированы, а значит, вы не продемонстрировали хотя бы половины необходимых навыков! Следующий!
— …Кричит заведующий, — хохотнул Савицкий. — А у меня есть комментарии! И оценка!
По мрачному залу резво прошлась волна смешков, заставившая Растопчинскую, сжавшую губки, смешно проморгаться. Я чуть было не заржала от неожиданности и её бестолкового выражения. Проследила за раздербанившим укладку Соколовым, как дрогнул его уголок рта, и обернулась к Даше.