Нам бы день простоять, да ночь продержаться!

Протасов Сергей Анатольевич

Невезучий «Анадырь» принимал воду через большую пробоину, но ход сохранил, пока держался на плаву и строй не покидал. На нем делали все, что могли для локализации затоплений, и вполне успешно. Добротная постройка судна позволила избежать критических повреждений.

Все прочие, кто был на виду, выглядели вполне прилично. Но из общей колонны вывалился подорванный «Нахимов». По словам тех, кто его видел, он получил крен вправо и дифферент на нос, после чего ушел в направлении мыса Фуцу и пропал в ночи еще в самый разгар боя с миноносцами. Потерялись и два эсминца из арьергардного охранения, ненароком угодившие под снаряды с «Богатыря». Потом их еще видели, на ходу и стрелявших, но где они сейчас и что с ними – никто не знал. Хорошо, хоть ни один из отрядов не пропал целиком, как гвардейцы.

Подводя

итог, получалось, что уже сейчас идти штурмовать Йокосуку, сразу после того, как вырвемся отсюда, как это планировалось, не получится. Никто не мог сказать: все линии минных полей остались позади или нет. А продолжать сплошное траление было уже некому. Оставалась только теоретическая возможность вести осторожную разведку эсминцами с тральной оснасткой. Но обеспечить безопасную полосу необходимой ширины они не могли. Средства борьбы с якорными минами оказались явно недостаточны для форсирования пролива Урага. Встретить заграждения такой плотности на оживленных судоходных путях никак не ожидали. Даже если не будет новых потерь, придется сначала повозиться с капитальным переформированием группы прорыва заграждений и боевых порядков штурмовых и десантных групп. Не обойтись и без кое-какого ремонта.

Но плохие новости, как оказалось, еще не кончились. Впереди взлетел вверх целый букет осветительных ракет. Их россыпь ярко озарила воды между эскадрой и вторым фортом, тем, что нашел последний наш «маяк». Именно он и оказался автором этого фейерверка. Теперь и сам пароход стал хорошо виден. С него мигал «придушенный» фонарь, но разобрать послание с основных сил никому не удавалось.

Зато уже почти добежавшие до него эсминцы и самые отчаянные из прорывателей прочитали и даже приняли меры. Они открыли частый огонь куда-то правее парохода, нелепо раскорячившегося на мели совсем рядом с искусственным островком. Почти сразу там сверкнула яркая вспышка, озарившая небольшие парусные посудины, расползавшиеся из-за недостроенного укрепления. Их и обстреливали эсминцы. Туда же принялись часто долбить своей мелочовкой и стегать плетями очередей митральез еще и оба головных парохода-тральщика.

Хотя все хорошо видимые сейчас чужие лохани издали казались безобидными, что-то же среди них рвануло?! Да и за каким, спрашивается, чертом, их потащило на восток, когда удобнее и безопаснее драпать на север или северо-запад?!

Понимая, что сейчас важнее всего подавить огонь с фортов и вывести транспорты из-под обстрела и возможного минного залпа с берега, Дубасов решил рискнуть. Он приказал ближайшим эсминцам слепить батареи на форту своими прожекторами, а двум броненосцам первого штурмового отряда связать их боем. Слишком броского из-за своего пожара в носу «Александра III» также пришлось «попросить задержаться» здесь. Всем же остальным, не столь приметным, предстояло прорываться поотрядно на север между искусственными островами фортов № 1 и 2. Там, если верить картам, глубины были почти в пять фатомов [7] в малую воду, что сейчас, почти на пике прилива, гарантировало безопасное прохождение всех. Тем более с учетом добавки от шторма.

7

Фатом – он же морская сажень. Мера длины, равная 6 футам, 2 ярдам или 72 дюймам. В метрической системе примерно 1,83 метра. Поскольку насыпной форт № 1 был построен на самом конце косы, отходящей от мыса Фуцу, и глубина у его западного края около 4 метров в малую воду, а форт № 2 сооружен на глубинах от 8 до 12 метров, в нашем случае, учитывая прилив и штормовой нагон глубина в проходе между фортами в это время получается от 7 до 11 метров.

Это направление прорыва, изначально предложенное Йессеном, в данной ситуации казалось самым нелогичным, и потому безопасным, так что после короткого обсуждения возможных вариантов исполнительный к правому повороту последовал незамедлительно.

Все опасное, что могли приготовить для нас японцы у своего рукотворного острова за номером два, уже выметали пушки нашего авангарда, так что шансы проскочить впритирку к нему, не нарвавшись

на неприятности, признавались достаточно высокими. Этот же маневр позволял благополучно уклониться и от самоходных мин, которые могли выпустить с обоих стреляющих сейчас фортов. Он же максимально быстро выводил в тыл самой мощной и опасной из артиллерийской позиций, проявившихся до сих пор. Быстро подавить ее можно было только так. Очень хотелось верить, что здесь, так же как и у Осаки, пушки стоят за несокрушимыми брустверами, но с «голым задом».

Вырвавшимся вперед миноносцам приказали осмотреть намеченный маршрут на предмет наличия заграждений. При этом частью сил следовало сразу атаковать форт № 1 с севера, обеспечивая давление на него до подхода крейсеров капитана первого ранга Егорьева, уже получивших приказ идти за ними, срезая угол. Они, благодаря меньшей осадке, могли миновать первый форт, буквально под самыми брустверами его скорострельной батареи, размещавшейся на западном, совсем коротком крыле. Остальным же головным миноносцам, выйдя из зоны видимости с японских укреплений, предписывалось максимально поспешно продвигаться на восток и осмотреть бухту Кисарадзу на западном берегу Токийского залива, уже значительно севернее низменного мыса Фуцу. Где-нибудь там надеялись встать на «перекур» всеми силами.

К этой новой цели предстояло двигаться в сторону, почти противоположную от первоначально намеченного и уже, вероятно, понятого противником маршрута, поэтому очень надеялись, что даже при всей неповоротливости обоза удастся сбить с толку преследователей и затеряться в дожде, хотя бы ненадолго. Да – это было очень похоже на отступление! Но необходимое и, все надеялись, что временное.

Прорываться на север решили без предварительного траления. Времени на это не было. К тому же легкие тралы эсминцев по причине свежей погоды не обеспечивали полной безопасности на новом маршруте. Максимум, на что можно было надеяться, обнаружить мины, если они окажутся на пути, так что риск подрыва все равно сохранялся, при этом скорость продвижения снижалась вдвое. А минная опасность на тот момент признавалась все же меньшей угрозой, чем снаряды, постоянно сыпавшиеся теперь с обоих бортов и во все больших количествах.

Сильнее всех раздражал самый близкий, но мощный насыпной форт № 1. Поэтому оказавшейся не у дел троице миноносцев Матусевича приказали занять позицию восточнее этого залитого бетоном рукотворного острова и быть готовыми передавать поправки для облегчения пристрелки.

Это оказалось опаснее, чем предполагалось. Едва миноносцы приблизились, по ним начали часто бить две небольшие скорострелки с самой восточной оконечности острова. Потом еще одна с круглого выступа в его средней части. Эсминцы отвечали из всех стволов, поочередно открывали свои прожекторы, сменяя друг друга, и постоянно маневрировали. Результаты прилетов неустанно «морзили» фонарями на стрелявшие корабли, но уверенности в том, что при такой частой «долбежке» там понимают, чей залп и когда прилетел, ни у кого не было.

Между тем в бой уже вступили и батареи мыса Каннон. Хотя до них было немногим менее двух с половиной миль ночных вод пролива, и оттуда точно не могли разглядеть нас сквозь дождь, первый же залп «пушечного мыса», снова из скорострелок, кучно лег вокруг замыкавших транспортов. Это стимулировало их к увеличению числа оборотов на винтах. Весьма своевременно, стоит заметить. Уточнив расстояние еще парой залпов и внеся необходимые поправки в соответствии с таблицами согласования, грозный мыс показал всю свою силу.

Однако до того, как на выходе из Ураги, прямо среди еще не размытых волнами кильватерных струй русского каравана, разом встало множество всплесков самой разной высоты, прошло почти три минуты. Благодаря этим самым минутам форменный ад, очерченный немаленьким эллипсом рассеивания многих разнокалиберных снарядов, выпущенных из разнотипных систем, разверзся всего на полкабельтова, но уже позади основных транспортных колонн, успевших протиснуться в промежуток между группами эсминцев, обеспечивавших действия вступивших в бой броненосцев. Так что эффект для их пассажиров, и без того впечатленных всем происходящим больше всякой меры, получился преимущественно моральным. Повреждения же только осколочными.