Нам нельзя

Анина Татьяна

Губы скользили по моей коже с невероятной нежностью.

Меня всю воспламенило неведомое возбуждение. От его жарких поцелуев, ноги подкашивались, и воздуха не хватало.

— Ты меня в пах ударила, поцелуешь? — нагло глянул свысока.

— Трэш… Вот нафига ты такой? — с горькой обидой спросила я.

— Всё, пошли ко мне, — он волоком меня потащил за собой. Я сопротивлялась, хотела вскрикнуть, а он опять прибил к стене. Закрыл мне рот своим.

Я стиснула зубы, губы сомкнула с силой. Не пуская его язык

в себя. Почувствовала, как его руки забрались под мокрую куртку и кофту. Голый живот обожгло холодом. Пальцы уже хозяйничали в моём лифчике, и это при том, что Трэш пытался меня поцеловать.

Не знаю, как я смогла его от себя оторвать.

— Никита, не насилуй меня, — заплакала я от страшного испуга, что он не в состоянии остановиться.

— Киса, я тебя люблю. Я тебя ж все равно своей сделаю, чего ждать? Когда ты, дура, по глупости загремишь под какого-нибудь мажора?

— А что после мажоров, я уже буду вторым сортом?

— После мажоров, я сяду за мокруху. Убью любого кто тебя тронет!

— Никита, остановись, — хотела сказать строго, но голос сорвался. — Сейчас отчим приедет.

Он резко вытащил нож. Нажал на кнопку.

Я вздрогнула, когда вылетело лезвие.

Одержимый.

Пришлёпнутый невсебяшка!!! И всё началось с дёрганья за косички, а чем закончится страшно представить. Он шёл к своей цели семимильными шагами с маниакальным настроем.

— Это тот, которого ты боишься? Он к тебе приставал? — Савинов зло прищурился.

— Нет, он нормальный, — тело колотило, ноги дрожали.

— Киска, какая же ты красивая, — он провёл рукой по моему лицу, смотрел пристально на губы, — ты моя.

А у меня зубы стучали, и губы дрожали. Я с ужасом смотрела на лезвие ножа.

Машина проехала мимо арки. Потом притормозила и дала задний ход.

Воспользовавшись замешательством Трэша, я кинулась бежать навстречу отчиму, который выскочил из машины.

— Папа!!! — во всё горло закричала я, понимая, что таким словом утешу Савинова и остановлю Егора от радикальных действий.

Я с разбега налетела на отчима, и запрыгнула на него с ногами.

— Ты в порядке?! — испугался за меня Егор, прижимая к себе.

— Да, в порядке, — захлёбываясь слезами, выдохнула я.

— Ты его знаешь? — он сдерживался от порыва догнать моего обидчика.

Я оглянулась, Трэша в арке уже не было.

— Нет, не знаю, — с силой зажмурилась.

Отчим понёс меня в машину и усадил на переднее сидение.

Я протягивала руки к печке, что дула жарким потоком горячего воздуха. На моих губах остался вкус поцелуя. Тело помнило прикосновения и трепетало. А сердце с душой сжались от боли и страха.

Я найду в себе силы, отказаться от Трэша. Я сделаю так, что мы больше не встретимся никогда. Это нужно прекращать.

Егор тварь. Он выуживал у меня, что произошло, намекая, что если я тут в подворотне

подпортилась, то домой мне уже не нужно. Родители вытащили меня только для того, чтобы выгодно продать.

Им недолго осталось меня терроризировать. Восемнадцать лет вот уже, на следующей неделе. А это значит, я уйду.

Дома я долго принимала горячий душ, но согреться не могла. Мокрая завалилась спать. Была пятница, а проснулась я только в воскресенье вечером, когда разбудила участковый врач.

Я заболела, на этот раз серьёзно.

Глава 9

— Не надо расчёсываться, ты прекрасна, — мама меня чмокнула в лоб и попросила спуститься.

Я плохо понимала, что происходит. Температура держалась третий день. С трудом поднялась с постели и надела уродливый белый халатик, который выдала мне мама. Он мне был коротковат, и вообще бесил своей плюшевостью и большими розовыми пуговицами.

Я пошла к лестнице. Остановилась у зеркала. На меня смотрела бледная девушка с ярко-красными губами и такими же щеками. Я исхудала окончательно, и остались только большие карие глаза. Волосы небрежной копной стелились ниже плеч. Я достала из кармана телефон и сделала селфи.

Мама знала толк во внешности, я выглядела фарфоровой куклой.

Насколько велика жажда наживы в людях! Это необъяснимая тяга обогатиться любыми путями, не оставляет ничего человеческого внутри.

Я спускалась, а перед лестницей стоял мелкий, противный Артём. Пялился на меня сквозь свои окуляры и улыбался зубами, которые выпрямить не получилось, и они выпирали вперёд, как у кролика. Но я всё ровно распахнула глаза и чуть улыбнулась. В руках Артём держал упитанного белого щенка повышенной пушистости.

— П-п-привет, Кать, это тебе, — промямлила сушёная обезьяна.

Щенки алабая, это что-то невыносимо ми-ми-мишное. Собачий ребёнок был ещё совсем маленьким. Совершенно белый с тёмно-серыми ушками, черными глазками-бусинками и чёрным носиком.

— Су-су-ч…, — Артём вручил мне щенка.

— Он хотел сказать, что это девочка, — сообразила полная высокая женщина в красивом фиолетовом костюме.

Я забыла, Артём пришибленный, хуже нашей Ложки.

Я прижала к себе щенка и стала с собачонком целоваться.

Родители мои расстарались, стол накрыли, приглашая деловую женщину к себе. Инга, так звали маму Артёма, была очень довольна моим видом.

А вот Артём не очень. Он меня запомнил, развязной, пьяной хабалкой, которая скидывала каблуками его очки и пыталась быстро на четвереньках свалить из его квартиры. А тут такое разочарование!

Не надо смотреть правде в глаза, нужно этой правдой кидаться в наглые физиономии. Артём-недоделанный. У него в развитие такое отставание, что сразу и не скажешь, что этому заморышу скоро тридцать.