Нам нельзя
Шрифт:
Меня обнимали за плечо.
Максим дёрнулся, но был усажен обратно.
— Глеб, я прошу, — Макс заплакал. — Глеб, я заодно, можно меня послушать.
— С удовольствием тебя послушаю, но не здесь, — ответил мужчина рядом со мной. — М-м-м, какая красивая. Что-то таких ты нам не приводил. Может мне себе её оставить? Чёрт, хороша.
Кажется, меня трогали. Я заваливалась. Дикий ужас обуял меня.
— Да, девочка напилась, надо её уложить, — противный мужской смех прямо в ухо.
А потом звуки пропали. Точнее они стали далёкими.
Происходящее начала воспринимать урывками. Вот рыдающий Макс, которого держат чужие руки. Потом обеспокоенное лицо официантки, которую волосатые пальцы отводят в сторону. Мелькают яркие огни танцпола.
Чья-то белая сумочка промелькнула.
Лицо красивое с синими глазами.
Я испуганно встрепенулась. Протянула руку к знакомому парню. Я вспоминала, как его зовут. Он стоял где-то рядом, а я как из колодца смотрела на него и заставляла двигаться руки к нему на встречу. Перепуганная, я хотела дотянуться до Трэша. Открывала рот, но не слышала своих слов.
Мужчина, который держал за талию, скинул меня, кажется, Максу. Он размахнулся своим огромным толстым кулаком и хотел пробить Трэшу голову. Но стройный и юркий парень нагнулся и ударил мужчину в живот.
Пускающий нюни Маск Котов что-то говорил мне, а я тянулась к Трэшу, которого убивали.
Но тут налетел медведь.
Огромный Тоша Иванович с хвостиком на макушке. Трэш тоже с хвостиком.
Я рассмеялась. Медведь и медвежонок.
Появился надёжный охранник. Я куда-то падала, прямо на пол. Куча каблуков и ботинки, а потом рядом рухнул Макс Котов со сломанным носом и выбитыми зубами. Он чавкал своей кровью, и его глаза говорили мне, что он сожалеет.
Меня дёрнули вверх и мир опять исчез.
Машина.
Орущий Трэш, прижимающий меня к себе. Рот открывал, но звуков я не слышала. Видела только ожесточённое лицо и вздёрнутые в боли брови.
Я трогала его лицо, но не чувствовала прикосновений, поэтому стала нажимать с силой, поцарапав парня своими острыми ногтями.
Много огней. Это город.
Человек в белом халате. Мне в вену вставляли иглу. Я резко отвернулась и уткнулась носом в толстовку Трэша.
Мир крутился, переворачивался с ног на голову. И только моё маленькое убежище мелькало рядом. Я пыталась за него зацепиться, спрятаться в объятиях Савинова, но не получалось.
В горло что-то запихали. Похоже, промывали желудок через зонд. Это самое отвратительное, что происходило в моей жизни.
Звуки появились, когда я лежала на кушетке в палате, вывернув всё содержимое желудка.
Было шумно. Много голосов доносилось из коридора.
Пахло хлоркой и больницей. Палата была выложена белой плиткой, рядом с кушеткой стояла капельница.
— Не бойся, Киска, я уже наорался, больше не буду ругать.
Трэш присел рядом. Гладил меня по волосам. На его плечи был накинут белый
Его лицо напротив моего.
— Тебе лучше? — с тревогой спросил он.
Я протянула к нему слабую руку. Прикоснулась к любимым губам. Мягким и нежным. Так мне нужным. Проехалась по синяку на скуле, едва касаясь подушечками пальцев. Тронула прямой нос и широкие брови. Почувствовала его.
Как же я тебя люблю!
— Спасибо, — выдохнула я.
Вот это я отметила совершеннолетие!
Глава 10
Мы стояли в широком коридоре больницы скорой медицинской помощи. Двери всё время открывались. Ввозили больных, вкатывали на каталках. Бегал медперсонал. Жизнь била ключом.
Трэш кутал меня в белую дублёнку и прижимал к стене. Отошёл от меня только тогда, когда появился Антон Иванович в обществе молодого полицейского.
Тоша конечно с иголочки. Модная куртка на меху, джинсы, свитер тонкий. Прямо Сонькина мечта.
— Екатерина Николаевна, — обратился ко мне полицейский. — Подпишите.
Мне сунули в руку ручку.
— Что это? — ошарашенно спросила я.
— Это заявление. Вас пытались изнасиловать.
— Я не хочу, — заныла я, в надежде глядя на Антона Ивановича.
На Трэша смотреть было бесполезно, он за то, чтобы Котову досталось.
— Катя, — Тоша посмотрел на меня печальными глазами. — У Максима Котова уже есть судимость. В школе говорят, что за воровство, но на самом деле… За участие в групповом изнасиловании. Он получил условно, потому что был самый младший из участников и был несовершеннолетним.
— Она? — испуганно посмотрела я на Трэша.
— Нет, — Никита понял, о ком я говорю.
Не Сонька, и то хорошо.
— Это заявление необходимо, чтобы припугнуть его, — пояснил Антон Иванович.
— Он не хотел…
— Киса! — зарычал Трэш.
— Я правду говорю, он просил тех мужчин! Это они мне коктейль дали.
— Ты сможешь забрать заявление, но его должен увидеть отец Максима, — объяснял биолог. — Пойми, отец его оберегает. Он сможет Максиму помочь. Ещё не поздно вытащить парня из этого.
Я взяла ручку и потянулась к папочке, на которой лежало заявление. Я даже читать не стала. Так глянула, что есть результаты анализов и показания свидетелей.
— Постойте здесь, я сейчас, — сказал Тоха и отошёл вместе с полицейским в сторону.
Они разговаривали и даже обнимались. Были друзьями.
— Тоха наш крутой мужик, — сказал Трэш, тоже глядя на старых друзей. — Его здесь все знают.
Никита посмотрел на меня и опять встал рядом, спрятал от чужих взглядов.
— Маленькая, глупая Киса, — сказал он и очень нежно улыбался. — Совсем маленькая, не совсем глупая.
— Ты меня не знаешь, — посмотрела в его тёмно-синие глаза.
— Я всё о тебе знаю, — гордо заявил он.
— Да? — с подозрением натянула улыбку. — И какие мои любимые конфеты?