Нам здесь жить (фрагмент)
Шрифт:
– - Или как, -- говорю.– - Книжки умные читал.
– - А позвольте поинтересоваться -- какие?
– - Разные, -- говорю.– - "Шах-наме" в пересказе Розенфельда. "Откровение..." в адаптированном варианте "Новой Жизни". Мифы Древней Греции -- еще старые, Куновские... потом эту, как ее?.. Младшую Эдду, вот.
– - А вы, Алик, -- перебивает Ерпалыч, -- небось, любите фильмы порнографические смотреть? Как там кто-то кого-то углом ставит? Так сказать, любовь в доступной форме?!
Обиделся я. Яичницей даже
– - Старый ты придурок, Ерпадлыч, -- говорю.– - Был бы ты молодой придурок -- дал бы я тебе по роже. Я еще сам кого хочешь углом поставлю! А фильмы твои поганые...
Он вдруг обрадовался -- с чего только, неясно.
– - Да не мои, Алик, не мои, а ваши! Ведь говорите, что сами можете, без голубого экрана, а "Шах-наме" в пересказе читаете. Тем более в пересказе идиота со справкой господина Розенфельда! Вы погодите, Алик, я сейчас... я вам для начала подыщу...
И опять удрал из комнаты.
Подошел я к магнитофону, посмотрел, как "Куреты" внутри "Садко" скачут, подумал, что пора и домой валить -- а тут Ерпалыч возвращается. С деревянной шкатулкой в руках. Крышку откинул и книгу достает. В мягком переплете, зеленовато-болотном; и издание незнакомое. Потрепанная книжица, клееная; вернее, была клееная, а сейчас все развалиться норовит.
– - Что это?– - спрашиваю, а он уже книжку мне протягивает.
Читаю на обложке: "Мифологическая библиотека". Чуть выше имя написано: Аполлодор. Автор, небось.
Мифологический библиотекарь.
Откладываю книгу, беру шкатулку.
Стою, моргаю, шкатулку в руках верчу. Хорошая шкатулка, вместительная. И резьба на крышке обалденная: хоровод голых мужиков в шлемах с гребнями. А за ними вроде как море плещется. Редкая вещь. Антикварная. Как столик. Как сам Ерпалыч.
– - Пойду я, Ерпалыч, -- говорю.
– - Да, да, Алик, -- засуетился Ерпалыч, -- конечно, идите!.. И книжку с собой возьмите. Да, вот еще...
Полез он в тумбочку, по плечи в нее зарылся и бухтит оттуда:
– - У вас, Алик, магнитофон есть?
– - Есть, -- отвечаю.– - Кассетник.
– - Отлично!– - кричит Ерпалыч и вылезает с какой-то кассетой в руках.– - Вот вам, Алик, нужная музыка! Вы, когда Аполлодора читать станете, обязательно ее включите. А в особенности ежели мне после прочтения позвонить надумаете. Включайте, звук погромче -- и звоните. Договорились?
– - А... что за музыка?
Он даже удивился.
– - Как -- что? "Куреты", Алик, это и дураку ясно...
Дураку, может, и ясно...
ВЗГЛЯД ИСПОДТИШКА...
Древесный палочник с хитренькой мордочкой черепахи Тортилы, заныкавшей Золотой Ключик и от сявки-Буратино, и от пахана-Карабаса. Неожиданно грустные глазки часто-часто моргают, гоняют морщинки от уголков, и тоненькие "гусиные лапки" ручейками вливаются в океан впадин, складок, бугров и ямочек, теней и света, из которых время слепило это подвижное
И еще: руки.
Пальцы скрипача на пенсии.
Вот он какой, Ерпалыч...
Уже в дверях стою и чувствую: чего-то мне не хватает. Постоял, подумал -- и дошло до меня: магнитофон старик выключил. Точняком как я на пороге встал и за замок взялся.
Ни секундой раньше.
4
Вернувшись домой, я быстро разделся, плюхнулся на незастеленную кровать (ура моему разгильдяйству!) и почти сразу заснул.
Снилось мне, будто я листаю полученный от Ерпалыча раритет, ничего в нем понять не могу -- то ли пьяный я, то ли во сне ничего понимать и не положено -- короче, листаю, злюсь ужасно, а из книги все листики в клеточку сыплются. Надоело мне их с пола подбирать, сунул я листики эти клетчатые не помню куда, книгу на стол бросил и сплю себе дальше.
Плохо сплю.
Коряво.
Или даже не сплю, потому что звенит где-то. В ушах? А теперь громыхает. Гроза, должно быть. Зимняя. В подъезде. На моей лестничной клетке. Сперва гремела, а теперь опять звенит. В звонок звенит. В мой дверной звонок. А вот опять гром бьет. В дверь. Сапогом, похоже. На литой подошве. Сильно бьет. Видать, разошлась гроза не на шутку.
Муть у меня какая-то в голове, мысли козлами скачут, и темно вокруг. Не то чтобы совсем мрак, но темнеет. Потому что вечер. Наверное.
– - Сейчас!– - кричу.– - Открываю!
А сам часы нашариваю. Нашарил. Без шести шесть. Все-таки вечера, надо полагать. Рано у нас зимой темнеет. А светлеет -- поздно. Вот ведь какие чудеса природы...
– - Открываю!
В дверь снова зазвонили и застучали. А я сижу на кровати, тупо смотрю на часы и стрелок ни черта не вижу. Только что видел, и вот -- не вижу.
– - Кто там?– - кричу.
– - Да я там!– - отзывается гроза.– - Ты что, заснул, что ли?! Открывай, придурок!
Кто такой этот "я", шумевший за дверью, понять было сложно, но я -который сидел на кровати -- решил дверь все же открыть.
Открыл. С трудом, но -- открыл.
На пороге стоял Ритка. В смысле Ричард Родионыч, старший сержант патруля. Жорик-служивый и мой школьный товарищ. Злой в данный момент до чрезвычайности.
– - Да ты и вправду спишь!– - изумляется Ритка-жорик.
– - Сплю, -- виновато развожу руками я.
И вдруг просыпаюсь!
И Ерпалыча вспомнил, и две бутылки перцовки, и "Куретов" громогласных, и книжицу зеленую, и самое главное -- что обещал познакомить сегодня Ритку с моим приятелем из Дальней Срани, кентавром Фолом, для чего мы все трое должны были встретиться около пяти в "Житне".