Наместник
Шрифт:
— Добрый вечер…то есть утро…то есть, в общем, — я совсем растерялась, — в общем, я тоже желаю тебе здравствовать, хотя подозреваю, что тебе это совсем ни к чему.
Черт! Что я несу?! Но горбун видимо с пониманием отнеся к моему состоянию, не обратив внимания на этот поток словесных нелепостей, и продолжил разговор:
— Как прошло путешествие?
Я попыталась припомнить свое состояние во время поездки или полета, или какого-то иного, неизвестного мне еще способа передвижения, постаралась найти подходящие слова для описания своих ощущений, но не смогла и только пожала
— Понятно, — сказал он. — Но ничего. Привыкнешь еще.
Наверное, у меня глаза невероятно округлились от удивления, потому что Саргон снова заулыбался.
— Если ты станешь наместницей, мы будем часто видеться. Ты ведь хочешь получить власть?
Я сразу растерялась, потому что почему-то предполагала, что ему уже все известно о моих намерениях, и мне не придется ему все объяснять.
— Власть над людьми, — уточнил он и испытующе уставился на меня.
Я не могла уйти от ответа и испугалась, что Саргон рассердится на меня.
— Я не знаю, — единственное, что я придумала ответить.
— Представь, что ожидает тебя. Власть — это возможность невероятной жизни. Не нужно ни денег, ни славы, ни авторитета, чтоб держать в повиновении миллионы людских душ и управлять их жизнями. Такой шанс выпал тебе сейчас и, уж конечно, больше не появится.
Я решительно не могла понять, в чем преимущество абсолютной власти перед спокойной человеческой жизнью, но все-таки попыталась представить себя в роли вершителя судеб. И ужаснулась. Меня чуть было не придавило к полу, когда я почти физически ощутила всю ту великую ответственность, которая должна была свалиться на мои плечи. Определенно для этого нужно было отбросить все чувства: и совесть, и дружбу, и ненависть, и любовь. Мысль тут же перестала развиваться в нужном направлении. Перед глазами возник Гавр. Как мне не хотелось верить в то, что он такой!
— Мне показалось, ты забыла, о чем мы сейчас говорили.
— Нет. Я помню.
— И каково твое решение?
— Я не уверена, что смогу принести тебе в жертву младенца, — робко произнесла я.
Горбун рассмеялся.
— Не нужно понимать мои слова так примитивно и буквально.
У меня было чувство, что он меня то ли разыгрывает, то ли проверяет. Что он хотел сказать этим "примитивно и буквально"? Я полагала, что должны будут последовать объяснения, но он вдруг посерьезнел и резко сменил тему:
— Думаешь мне с ним легко?
— С кем? — удивилась я.
— Я и сам не могу понять, что ему нужно. Власть, Беатриче, конечно, штука хорошая, но абсолютная власть расслабляет, а власть, за которую не нужно бороться, делает ленивым. Вот для чего в свое время понадобилась Василиса.
— Что б Гавр не расслаблялся? — догадалась я.
— Тот, кто сам был человеком, ни за что не откажется от власти над себе подобными. Не то что титан. Когда я стал замечать, что он скучает, я подсунул ему эту стерву. Она просто олицетворяла собой жажду власти и готова была отдать за нее все, что угодно.
— Да, я заметила.
Тут Саргон замолчал и, остановившись напротив меня, долго и изучающе посмотрел мне в глаза. Я не посмела отвести взгляд. Странно, но ни страха,
— Сознайся, — заговорил он снова, — ведь и ты испытала это искушение. Наверняка и подходящий младенец был на примете? Тот, что родился вчера раньше срока у твоей одноклассницы.
Я не знала, что ответить.
— Ну же, признайся.
— Может быть. Но лишь на миг.
— И все же он был, этот миг, — радостно подхватил мысль Саргон, будто бы ему доставляло удовольствие уличать людей в запретных желаниях. — А сейчас о чем ты думаешь? Сделка состоится?
— Какая сделка?
— Ты принесешь мне в жертву младенца, получишь силу, власть и бессмертие, а главное: независимость от Гавра. А? Подумай.
— Я могу получить независимость? Это возможно?
— Ты сможешь избавиться от своего наваждения, а проще говоря, разлюбишь его.
— Но закон Дремучего Мира…
— Я издаю законы! Могу сделать исключение.
Я задумалась. Нет ни о том, конечно, принять или не принять его предложение. Оно уже давно стало для меня неприемлемым. Да и зачем мне какая-то там власть, если он будет меня ненавидеть? Я думала о том, на что я могла бы пойти ради того, чтоб навсегда остаться рядом с тем, кого люблю.
Я опустила глаза.
— Понял, — разочарованно произнес Саргон. — Ты совершенно предсказуема и потому не интересна. Иди в зал.
Я повиновалась, но почти у самой двери вдруг остановилась. У меня появилась неприятная догадка. Я повернулась и по ухмылке горбуна поняла, что он знал, о чем я хочу спросить его.
— А я… не оттого ли появилась в Дремучем Мире, что Гавр снова начал скучать?
Великан снова расхохотался раскатисто, но совсем не заразительно.
— Думай, как хочешь, Беатриче. Но, честное слово, теперь я и сам не знаю, чем закончится вся эта история.
Лютый Князь решил тоже выйти со мной. Он опередил меня и галантно отворил дверь.
Фиолетовый зал, через который я проходила, теперь не был пустым. Мне сразу бросился в глаза высокий золотой трон, возле которого стояли прислужники Саргона: сатурнионы в белом и черти в красном. Сам же он был весь в черном, оправдывая одно из многочисленных своих имен. Он подошел, как-то странно, по-птичьи, запрыгнул на свой трон и поманил меня рукой.
Я чуть приблизилась, с опаской поглядывая на грозных сатурнионов. Своим воинственным видом они напоминали японских самураев. За спиной каждого из них торчали по два скрещенных меча.
— Не бойся. Пойди, сядь вон там.
Он указал на низкий стул с высокой спинкой и закругленными подлокотниками. Я послушалась.
Лютый Князь щелкнул пальцами, слуги открыли дверь с другой стороны. Вошел Гавр. Даже издали я почувствовала на себе его сверлящий взгляд. Он подошел ближе к трону и произнес какое-то странное приветствие. Саргон ответил ему и что-то спросил так же непонятно. Это был, очевидно, какой-то древний язык, наверное, тот, на котором говорили первые люди.
"Что я тут делаю? С кем я связалась? Маленькая клякса на скрижалях истории", — думала я, слушая их разговор, не предназначавшийся, видимо, для моих ушей.