Нападающий
Шрифт:
Из всех, кто мог бы заменить травмированного игрока «Зелёных», это должен был быть он. Рафаэль Пессоа. Мой бывший парень.
Головы Ашера и Винсента дернулись к нему, словно львы, почуявшие добычу. Их тела напряглись, а одинаковые тени потемнели на их лицах.
О-о, нет. О-о-о, нет, нет, нет.
— Это нехорошо, — сказала Карина. — Это совсем нехорошо.
Бруклин нахмурилась. Она не знала о Рафаэле, поэтому понятия не имела, почему мы так паникуем.
— Почему? Что не так?
— Ну, — мой рот
— Что он здесь делает? — выплюнул Винсент со своего места рядом со мной.
Я не был уверен, с кем он разговаривает, так как он не знал, что я знаю о Скарлетт и Рафаэле, но я все равно ответил очевидным образом.
— Он запасной.
— Ни хрена. Я имел в виду то, что он делает здесь, на матче.
Это были первые слова, которыми мы обменялись за весь день. Мы поприветствовали друг друга жесткими кивками в раздевалке, и, полагаю, мне придется поблагодарить его позже за то, что он согласился играть в последнюю минуту. Однако я предпочел жить в отрицании этого как можно дольше.
Было ли это зрелым? Нет.
Волновало ли меня это? Тоже нет.
У меня не было ответа на вопрос, почему Рафаэль был в Лондоне, когда он жил в Бразилии и играл в Испании, но один из других игроков «Красных» дал объяснение.
— Я слышал, что он думает вернуться в Премьер-лигу. Может быть, он услышал о матче и захотел поучаствовать, — сказал он.
Низкий рык раздался в моей груди.
Я никогда не был большим поклонником Рафаэля, но после того, как Скарлетт рассказала мне о том, как подло и трусливо он с ней расстался, я возненавидел этого человека всеми фибрами души.
Судя по хмурому взгляду Винсента, он чувствовал то же самое. Он смотрел на бразильского форварда с большим отвращением, чем когда-либо относился ко мне.
Матч возобновился, прервав наш разговор, но новое напряжение задыхалось на поле. Первая половина была ради развлечения; эта половина была ради мести.
Я не хотел побеждать «Зелёных». Я хотел их разгромить.
К сожалению, несмотря на свою тупость в личной жизни, Рафаэль был хорошим игроком, и ему удалось забить гол головой на десятой минуте тайма.
Разочарование захлестнуло меня.
Мы с Рафаэлем шаг за шагом сравнялись в борьбе за мяч. Я торжествовал, когда успешно отбил мяч у него и поймал его, прежде чем другой игрок успел подскочить, но едва успел позлорадствовать, как он упал на землю, схватившись за колено.
Судья свистнул, и матч был остановлен. Из толпы раздались крики свиста.
— Он подставил мне подножку, — сказал Рафаэль, когда рефери подошел, чтобы разобраться. Он указал на меня, его глаза блестели от... это были слезы?
Господи Иисусе. Ему следует бросить футбол и заняться
— Это чушь. Я его не трогал! — возмутился я.
Винсент подошел к нам.
— Рефери, ты видел эту игру! Мы все ее видели, — возразил он. Он указал на Рафаэля. — Он всегда вытворяет эту хрень. Как сказал Донован, он его не трогал.
Либо он хотел победить достаточно, чтобы проглотить свое отвращение и защитить меня, либо он просто ненавидел Рафаэля больше, чем меня. Или и то, и другое.
Я бросил взгляд в его сторону.
По иронии судьбы, Винсент поддержал меня в этом, когда он сделал то же самое, что и Рафаэль во время Чемпионата мира. На самом деле, то, что он сделал, было в миллион раз хуже. Разница между получением красной карточки на Чемпионате мира и назначением пенальти команде соперника во время благотворительного матча была такой же, как между горой Эверест и кротовой норой.
Однако у Рафаэля была целая история таких выкрутасов, то есть падений на землю и/или симуляции травмы, чтобы получить фол. Винсент сделал это только один раз на самой большой возможной игре с худшими последствиями для меня, которые только можно себе представить, но это все равно был один раз.
К сожалению, наших совместных усилий оказалось недостаточно, чтобы убедить судью. Он назначил «Зеленым» еще один пенальти. Они не реализовали свой последний, но на этот раз Рафаэль уверенно отправил мяч в сетку.
Теперь «Зелёные» вели со счётом три-два.
Я стиснул челюсти. Черт возьми.
Это был благотворительный матч, но ставки были такими же высокими, как в чемпионате. Я не хотел, чтобы Рафаэль Пессоа увез домой победу. Одна только мысль об этом вызывала у меня желчь, которая подступала к горлу.
Даже если бы он не подставил Скарлетт, я бы его ненавидел. Может быть, это была моя остаточная злость после Чемпионата мира, но я твердо верил, что любой игрок, который занимается регулярными симуляциями, не заслуживает места на поле.
— Не повезло, — сказал Рафаэль в следующий раз, когда мы были достаточно близко, чтобы он мог нести чушь, не привлекая чужого внимания. — Полагаю, золотой мальчик футбола уже не такой уж золотой. Не могу дождаться, чтобы пойти по стопам «Холчестера» и надрать задницы тебе и Дюбуа.
Мне не следовало попадаться на эту удочку. Игроки постоянно ругали друг друга, а я обычно неплохо пропускал их насмешки мимо ушей.
Однако мое разочарование по поводу направления матча и предыдущих решений судьи уже достигло яростного кипения. Упоминание «Холчестера» превратило его в полное извержение вулкана.
Я бы все еще мог сдержаться, если бы не взглянул на толпу и не увидел Скарлетт в тот момент. Ее обеспокоенное выражение лица смешивалось с образом ее лица, когда она делилась тем, что случилось с Рафаэлем. Какой несчастной она казалась и как грустно это звучало. Она сказала, что их разрыв обернулся к лучшему, но никто не любит, когда его бросают, когда он находится на самом дне.