Нападение акулы (Кубинский гаврош)
Шрифт:
Нанси осталась жива, но ей сильно обожгло грудь и лицо. Молодую женщину отвезли в больницу для лечения ожогов, а дочь капитан переправил родителям Нанси, которые жили в китайском квартале Гаваны.
На следующий день в дом капитана заявился важный гость. Это был худощавый мужчина, лет сорока, с небольшими усиками и черными, коротко подстриженными волосами. Он носил форму офицера Повстанческой армии.
Форму и документы ему достал капитан Пелайо. Он представился гостям капитана как Сампайо Перейра. Уже потом Джек узнал, что это был крупный агент
Перейра сказал, что ракеты могут нести ядерные заряды и достигать всей территорию США. Русские хотят защитить кубинскую революции, а американцы оккупировать остров, чтобы покончить с ней и отвести от себя ядерную угрозу, исходящую с острова.
Эти события разворачивались наа Кубе, а так как Куба находится в Карибском море, то мировая печать назвала этот период Карибским кризисом.
Слушая Перейру, Джек чувствовал, как от ужаса, охватывающего его, у него шевелятся волосы на голове. "Вот и попал я, - подумал он, - в настоящую акулью пасть. Того и жди, что пасть эта захлопнется".
Но худшее для Джека было впереди.
Перейра обратился к нему:
– Нам нужна твоя помощь, Джек! Ты здесь оказался очень и очень кстати! Буквально через день-другой на Кубе начнется высадка 300 тысяч американских солдат. Уже сейчас к берегам Кубы приближается армада американских боевых и десантных судов! Джек, нам нужно послать тебя на разведку в расположение русских военных объектов и разведать подходы к ним...
– Меня?
– Джек подпрыгнул на месте и еле удержался от крика.
– Тебя. У нас есть план. Тебе легче, чем кому-либо другому, подобраться к тому месту, где расположены русские ракеты в центральной части Кубы, в провинции Лас-Вильяс, между городами Санта-Клара и Кайбайрен. Санта-Клара - это главный город провинции, ты это и сам знаешь, а Кайбайрен - небольшой город и порт на морском побережье.
Пока Перейра говорил, Йейито сверлил Джека взглядом, показывая ему, чтобы тот ничему не противился.
Наконец, Йейито не выдержал и воскликнул:
– Ты подумай, Джек! Если сюда придут американцы, ты будешь герой, тебе вернут все богатство твоей семьи! Подумай!
После этих слов Джек как-то обмяк, волнение его улеглось, он понял, что выхода у него нет, его могут просто пристрелить, если он окажется непослушным.
Заметив состояние Джека, Перейра сказал:
– Вот и хорошо, ты, кажется, понял, что от тебя требуется. Вечером из Гаваны уезжаем в Санта-Клару, страховать тебя будет Йейито, а пока у тебя есть несколько часов, прочитай вот это.
Перейра протянул Джеку пачку напечатанных на машинке листков:
– Русский текст, переведенный на испанский язык.
– Что это?
– Дневник одной русской учительницы, которую прислали на Кубу учить кубинцев русскому языку. В дневнике она обращается к своему жениху, который остался в России. Нам удалось его скопировать,
Джек сразу же взялся за дело. Вот что он прочитал:
ДНЕВНИК
"Алеха мой, хороший мой!
Завтра будет десять дней, как я на Кубе. Всем написала письма, а тебе не могу. Как-то трудно свыкнуться с мыслью, что единственным средством общения остались письма. Каждый день думаю о тебе, даже больше того, стараюсь смотреть на все твоими глазами; мысленно примеряю, что тебя особенно может заинтересовать, а письменно не получается. Может, ещё оттого, что устаю очень, от обилия впечатлений, от незнания языка, да и просто проходит естественный процесс акклиматизации, следствием чего является вялость, сонливость и т.д. Но сегодня-таки решилась, тем более что представляется удобный случай послать тебе письмо. Начну все по порядку, с самого прибытия.
Проснулись мы около Гаваны. Почему-то стало грустно-грустно, когда стали собирать вещи все те, кто плыл на Кубу преподавать кубинцам русский язык. Долго смотрели на мерцающую вдалеке Гавану, потом надели самые лучшие платья, настроились на праздничный лад, потопили танечкины зимние боты и мои кожаные рукавицы на радость и разочарование местным чайкам, очень крупным и почему-то черным, как пираты.
В восемь часов утра снялись с якоря и пошли полным ходом к порту Гаваны, которая, как сказка, все явственнее возникала перед нашими взорами. Сначала мы увидели небоскребы, четко вырисовывающиеся на розовом от восходящего солнца небе; у нас создалось впечатление о Гаване, как о сказочном городе синих небоскребов. Потом мы остановились, чтобы принять на борт лоцмана и двинулись дальше.
На гаванской набережной Малекон ещё стояли невыспавшиеся влюбленные и местные рыбаки, слабо реагировавшие на наши радостные приветствия. Наконец, наш порыв был более чем поддержан рабочими, плывшими с одного берега бухты на другой в страшного вида, почерневших от времени развалюхах-катерах на предприятия Гаваны. Негры в цветных рубашках, мулаты и другие пассажиры этих посудин так раскачивали свои лодочки, приветствуя нас, посылая воздушные поцелуи, поднимая руки кверху для приветствия, что мы боялись за жизнь пассажиров и катеров. Порт огромен, кораблей масса, из них половина наших. Поприветствовали их тоже.
Самое высокое здание порта украшено красным полотнищем с белыми буквами: "Фидель! Никита! Мир и дружба!". От восторга пролилась первая кровь: Гриша, тоже преподаватель, так спешил сфотографировать эти слова, что стукнулся головой о корабельную балку.
Народу на берегу сначала было немного. Теплоход по расписанию должен был прибыть в шесть часов вечера, потому знали о нашей досрочной утренней пришвартовке немногие.
Сразу же завязались контакты с находившимися на причале кубинцами, на почве обмена значками и медными денегами.