Нападение акулы (Кубинский гаврош)
Шрифт:
– У нас в семье от отца к сыну передавалось поверье, - продолжал Мартин Рохас.
– Это было так: кто увидит во сне море, увидит ясно, хорошо, тот будет счастлив. Я уже не помню, кто из наших видел море во сне, но вся семья была несчастна. Мы жили в нищете и всегда были голодными. Я тоже мечтал увидеть море во сне, кажется, даже стал рыбаком из-за этого! Но однажды я все же увидел море во сне, но мне казалось, что не так ясно и хорошо, чтобы ко мне пришло счастье. Оно долго не приходило...
– Мартин помолчал, всматриваясь в лица ребят, с напряжением слушавших его.
– Но, наконец,
Мартин опять замолчал и обвел взглядом ребят. Он увидел, что они понимают его. Каждый из них понимал счастье по-своему, каждый по-своему истолковывал и обдумывал мысли Мартина. Армандо понял их так, что человек, в какие бы условия ни попал, не должен забывать, что он способен постоять за себя и в новых сложных условиях.
– Дядя Мартин!
– Эмилио навалился от резкой качки на плечо рыбака и, чтобы не скатиться с нар, схватился за его руку.
– Что?
– Расскажите ещё что-нибудь, ну такое, знаете, интересное!
– Интересное? Как сказать, почти все в жизни интересное. Ну хорошо, расскажу вам ещё одну историю, пока время есть.
– Мартин поднял голову и прислушался к тому, что делалось на палубе.
Ребята затихли и тоже начали прислушиваться к звукам, доносящимся сверху: шум волн, скрип рулевого колеса и хриплые голоса американских солдат.
– Это произошло в 1958 году, за несколько месяцев до того, как бежал с Кубы диктатор Батиста. Мне поручили доставлять продукты, медикаменты и патроны к партизанам в горы Сьерра-Маэстра. Несколько раз мне удавалось это проделать и все сходило благополучно.
– Как-то раз я со своим осликом был на краю большого поля сахарного тростника. Оставалась какая-нибудь сотня метров, и я бы оказался уже в горах. Но тут неожиданно на дорогу из тростника вышли два батистовца с автоматами в руках, двое других появились сзади. Ну и, конечно, руки вверх и все такое...
– Мартин остановился вспоминая: - На мне была надета всякая рвань. Ну, был одет так, как ходят крестьяне в тех местах. Меня обыскали. И ничего не нашли. Как я пожалел тогда, что у меня в карманах не оказалось хотя бы десяти песо: они пошли бы их пропивать и оставили меня в покое. Вывернув мои карманы, батистовцы взялись за сумки, висевшие на спине ослика. Там была рыба. Это им не понравилось.
Все четверо бросились выворачивать сумки. По лицу одного из них я понял, что в руку ему попалась пачка патронов. Он ещё не вытащил её из мешка и не догадывался, что это такое. Но я определил момент, когда он должен был прозреть, прыгнул в тростник и бросился бежать. Высокие стебли сомкнулись, скрыли меня от взоров батистовцев. Вдогонку затрещали автоматные очереди. Cчастливая случайность, что в меня не попали, и не стали преследовать, ловить. Они знали, как меня заполучить: запалили тростник и стали ждать, когда я, поджаренный, выскочу на дорогу сам. Больше деваться было некуда.
– Но вы же живой!
– заметил Эмилио.
– Живой, а думал, что сгорю. Я решил не выходить на дорогу, лучше смерть от огня. Забрался поглубже, в самую гущу тростника, ну, как вам сказать, оттягивал развязку...
– Ну дальше, что же дальше?
–
Старый рыбак замолчал, а потом добавил:
– Вот так, никогда не теряйте мужества. Побеждает тот, кто не сдается, а упорно борется...
"Ламбду" резко закачало на волнах. Очевидно, вблизи проходило большое судно. Задержанные кубинские суда вводили в акваторию военно-морской базы США Ки-Уэст.
Долго тянулось время. Наконец резкие, знакомые толчки о причал, звуки швартовки и грубая команда: "Вылезай!"
Яркое солнце ударило в глаза. Разобравшись, ребята увидели грязную угольную пристань, Солдатню, топтавшуюся по дощатым настилам, услышали крики команд на чужом языке.
С угрозами и бранью солдаты согнали рыбаков с пристани на мол и погрузили в крытые брезентом грузовики.
Вскоре кубинские рыбаки очутились в военной тюрьме. Ребят бросили в одну камеру вместе со взрослыми. Спали на старых газетах. Кормили их один раз в день.
Прошло три дня. В камеру не раз врывались полицейские, выстраивали всех вдоль стены. По очереди хватали и подводили к столу: снимали отпечатки пальцев, фотографировали. Если кто сопротивлялся, выворачивали руки. Взрослых рыбаков вызывали на допрос, а ребят не допрашивали, будто забыли о них. На третий день к вечеру их вывели во двор тюрьмы и предложили немедленно собираться. Куда - не говорили. Капитан попытался протестовать, но на его протесты никто не обращал внимания.
– Перевезем в Майами, - сообщили тюремщики. Во время время длительного переезда устали, обессилели от духоты и жажды. Никто не разговаривал.
Их высадили во дворе новой тюрьмы. Это пленники поняли по высокой кирпичной стене с колючей проволокой наверху и сторожевым будкам с пулеметами по углам.
ЦРУ БЕРЕТСЯ ЗА ДЕЛО
Внутреннее убранство служебных кабинетов Центрального разведывательного управления США в городе Майами ничем не отличается от убранства таких же кабинетов ЦРУ на любом другом континенте. Различие от северных стран составляют лишь пластмассовые жалюзи от солнца. На Кубе их называют персианами.
В комнате звонит телефон. К нему прямо от распахнутой двери подходит офицер.
– 35-й слушает!.. Это ты, Брэдли... Ты уже здесь? Прилетел из Пуэрто-Рико?... Какие новости? Как раз сегодня они есть. Что ж, заходи, все узнаешь...
– Знаю твои новости, Донат, - Брэдли через пять минут стоит в дверях.
– Кто-либо провалился на Кубе? Крупные заголовки в гаванских газетах: "Пойманы с поличным шпионы ЦРУ!". Это? Да?
– Не угадал. Шеф приезжает.
– Шеф? Сейчас?