Нападение голодного пылесоса

Гусев Валерий Борисович

Тут-то его и нашла наша Галина. И забрала в свою школу конно-спортивного мастерства. Она очень долго за ним ухаживала и очень долго тренировала. И Алмаз стал таким, каким и должен был быть - красивым, умным и послушным.

А вот у его брата Топаза судьба сложилась вначале очень неплохо. Один коммерсант по фамилии Ершиков вдруг решил возродить былую славу российского коневодства. Он купил на окраине города небольшой заброшенный ипподром с конюшнями, набрал на работу всяких хороших специалистов. И конюхов, и жокеев, и наездников, и ученых-коневодов,

и ветврачей и зоотехников. И разослал самых лучших знатоков по всей России скупать породистых скаковых лошадей. И покупал он очень дешево, иных лошадей ему отдавали даром. Потому что люди очень радовались, что теперь снова в России станет развиваться коневодство. И Топаз тоже достался Ершикову даром. Его все это время содержали сотрудники обедневшего института коневодства за свои деньги. И Топаз стал украшением ершиковского „табуна“. И тот уже потирал руки, рассчитывая, за какие деньги станет продавать Топазовых детей - жеребят.

Однако дело возрождения былой славы российского коневодства оказалось очень трудоемким, медленным и на первых порах совсем не прибыльным. Ершиков в нем разочаровался. Откровенно говоря, ему было совершенно наплевать на российское коневодство, его интересовали только деньги, которые оно могло дать. Но не очень-то пока давало.

Ершиков вскоре забросил коневодческие дела и стал устраивать на ипподроме всякие рекламные акции. Он устраивал скачки, бега. Поставил повсюду торговые киоски со всякой ерундой. И на все на это с грустью смотрел гражданин Тимофеев, который был очень хорошим специалистом по племенным лошадям.

Лошадей стали постепенно продавать в разные руки. Их покупали такие же бизнесмены вроде Ершикова. Кто-то держал лошадь в своем загородном имении для верховых прогулок, а кто-то делал из них самых настоящих извозчиков. Многим людям нравилось кататься в коляске, запряженной парой красивых буланых коней.

А Тимофеев ухаживал за Топазом. Холил его и лелеял. Он знал, что это очень ценный конь. И если от него пойдут жеребята, тогда несомненно вернется былая слава российского коневодства.

Топаз был очень красивый и гордый конь. Он, наверное, сам прекрасно знал себе цену. И вот эта цена неожиданно определилась.

Совершенно случайно, когда Тимофеев чистил соседнее стойло, он услышал очень неприятный разговор.

К стойлу, где находился Топаз, подошел Ершиков с каким-то важным иностранцем. Иностранец (Ершиков называл его с почтением - господин Пферд) остановился напротив Топаза и издал звук восхищения.

– О, я!
– выдохнул он в восторге.
– Это есть классный лошадка. Я его брать в Германия за любой денег!

– Нельзя его брать в Германия, господин Пферд, - огорченно проговорил Ершиков, подделываясь под его русский язык.
– Это есть достояние России. Это есть племенной жеребец.

– О, колоссаль! Он будет жить в Германия. И его детки будут делать для моей страны славу и гордость. Сколько господин Ержиков хотел брать за этот конь денежек?

– Этот конь нельзя продавать. Это генофонд, говоря по-русски.

– Мне

совершенно наплевать на ваш русски генофонд. Сколько денег?

А Тимофеев все это слушал, затаясь в соседнем боксе.

– Вы, господин Пферд, не сможете его вывезти за границы России. Вас не пропустит таможня. В документах указано, что…

– Очень я плевать на ети документы. Вы мне их даваль один вечер, а один другой утро в етим документы все будет о…кей! Ферштеен зи?

– Нихт ферштеен, - машинально ответил по-немецки Ершиков. И перевел на русский: - Не понимаю.

– Русски мужик, он есть, - тут господин Пферд постучал костяшками пальцев по столбу.
– Он есть туп, глюп и неразумен. Конь останется конь, а в документы будет написано, что етот конь не есть карош. Сапсем дурак.

Кто дурак - конь или Ершиков, Тимофеев на эту тему размышлять не стал. Он понял, что готовится подлая, даже преступная сделка. И что Ершиков возражает только из одного желания - содрать с этого Пферда побольше денег. Ему на генофонд и на славу России точно так же наплевать.

– Миллион, - после недолгого раздумья сказал Ершиков.

– Согласен, - ответил господин Пферд. И Ершиков понял, что поторопился.

– Два, - поспешно сказал он.

– Вот тебе!
– ответил Пферд.

А Тимофеев догадался, что он сунул под русский нос Ершикова немецкую фигу.

– Документы давай. Пошли в твой офис.

Как только они ушли, Тимофеев побежал в милицию.

– Мне надо к вашему начальнику!
– запыхавшись, выпалил он дежурному.

– Прямо так?
– усмехнулся тот.
– А к министру вам не надо?

– К министру? К министру еще лучше. У меня дело государственной важности.

– Тогда прямо к президенту.

Тимофеев понял, что над ним насмехаются, и постарался объяснить:

– У нас есть конь. Племенной жеребец. Очень породистый. Хозяин собирается продать его за границу. За миллион долларов.

– Это его дело, - лениво ответил дежурный.
– Пусть продает. Милиция здесь не при чем.

– А кто при чем?
– закричал Тимофеев.
– Государственное достояние уходит из страны, а милиция, видите ли, не при чем!

Дежурный встал, надел фуражку, поправил на боку кобуру с пистолетом.

– А вы, гражданин, не кричите. Я вам русским языком отвечаю: коммерческие сделки в компетенцию правоохранительных органов не входят. Вам ясно? Или повторить?

– Ну какой же вы тупой!

– Что?
– в глазах молодого лейтенанта сверкнули грозные молнии.
– Афонин! Старший сержант! Задержать гражданина! За оскорбление представителя власти при исполнении служебных обязанностей.

Но гражданин Тимофеев не стал дожидаться ареста, он понял, что ничего не добьется, и выскочил за дверь.

Когда он примчался на конюшню, то снова застал там Ершикова, немца Пферда и еще какого-то дядьку в белом халате.

Дядька внимательно осматривал Топаза со всех сторон. Щупал ему коленки, дул в уши, заглядывал в рот. А потом велел Ершикову: