Наперекор судьбе
Шрифт:
– Я согласна. Приезжайте в любое время. Только известите меня заранее.
Леди Бекенхем даже не спросила, зачем ММ понадобилась Голубятня.
Естественно, она знала. Они все знали. Гордон сообщил Селии и Оливеру. Оба были шокированы, оба не могли сдержать слез и удивлялись его мужеству и спокойствию.
– Если у нее хватает мужества, я не должен отставать, – ответил Гордон. – Сама она не хотела вам говорить. Боялась лишних эмоций. Она хочет, чтобы все было как можно тише и спокойнее. Без шума и театральности. Так она сказала.
Селия заставила
– Да. Театральность совсем не в духе ММ. Мы известим остальных.
– Только не говорите детям. И волновать Джайлза и Боя тоже не вижу смысла.
– А Джей? – спросила Селия, хотя знала ответ.
– Сейчас не стоит. Пока она сама не почувствует, что… пора.
В Эшингем ММ и Гордон приехали в мае и провели там счастливое лето. Основную часть времени ММ полулежала на террасе, смотрела на бегающих мальчишек, слушала лорда Бекенхема, беседовала с Китом, восхищалась успехами Эми в искусстве верховой езды. Селия старалась найти время, чтобы навестить ее, и каждый раз была шокирована скоростью угасания старшей сестры Оливера. ММ уже не могла есть обычную пищу. Вначале ее держали на жидкой диете, затем перевели на внутривенное питание. Ей наняли постоянную сиделку, для которой нашли комнатку в доме. ММ категорически не желала переселяться из Голубятни. Селию это злило, но она старалась не показывать своего недовольства.
Голубятня и впрямь была плохо приспособлена для постоянного проживания. Готовить там было негде и не на чем. ММ среди ночи могло что-то понадобиться, и тогда Гордон или сиделка шли в дом. Но одно дело – пройтись при луне, и совсем другое – идти под дождем по мокрому лугу. Однако ММ была вполне счастлива в Голубятне. Уколы морфина, снимавшие боль, вызывали у нее нечто вроде спокойной, отрешенной эйфории, и она погружалась в воспоминания о счастливых днях, проведенных здесь вместе с новорожденным Джеем. Через какое-то время ей стало трудно добираться до террасы. И тогда Гордон поставил ей в огороженном садике шезлонг, и ММ лежала на нем, греясь на солнце. Там она читала или разговаривала с приходившими ее навестить.
Одним из любимых ее собеседников был Кит. Он развлекал ММ, держа ее в курсе всех событий, происходивших в доме. Кит не сетовал, если она вдруг погружалась в молчание и просила помолчать и его. Он очень много говорил о своей книге. Признавался, насколько странно, что он не может почитать книгу, которую сам же написал, но говорил, что ему читали окончательный, отредактированный вариант и он ему понравился.
– Я хотел бы увидеть и обложку. Мама рассказала, как она выглядит. Мне понравилась идея: ребенок, который держит в руках земной шар. Ты, наверное, ее уже видела.
– Пока не видела, но твоя мама обещала привезти эскиз. Она так гордится тобой, Кит.
Селия очень гордилась младшим сыном и радовалась за него. Ее радовала как сама книга, так и перемены в поведении Кита, вызванные созданием книги. Селии казалось, что он неожиданно вырос. Несчастного, отчаявшегося мальчишку сменил молодой человек, который если и не был целиком счастлив, то был вполне доволен своей нынешней судьбой. Писательский талант, пробудившийся в Ките, удивлял его ничуть не меньше, чем остальных. Кит больше улыбался,
– Кит – прирожденная знаменитость, – сказал Селии Оливер. Потом он вдруг улыбнулся – резко, насмешливо; эта улыбка хорошо была ей знакома – и добавил: – Даже не представляю, в кого он пошел.
Шумиха, поднятая вокруг книги Кита, была вполне оправданной. По мнению ММ, он написал замечательный роман. Ее лишь огорчало, что она не дождется публикации, отложенной до Рождества.
– Знаешь, Кит, книга действительно удалась, – сказала ему ММ. – Ты можешь собой гордиться.
– Я вполне доволен.
– Этого мало. Ты должен быть очень доволен собой. Очень… доволен.
ММ начинала уставать от разговора. Кит почувствовал это по голосу. Подождав немного, он наклонился и нежно поцеловал ММ в щеку. Она улыбнулась и полусонным голосом произнесла:
– Твой… отец… он должен быть очень рад за тебя.
– Думаю, так оно и есть, – ответил Кит. – Ведь он занимается изданием моей книги.
– Да. Да, конечно. Да, Оливер тоже.
ММ умолкла, погрузившись в забытье. Ее слова никоим образом не показались Киту странными. Во всяком случае, они были ничуть не более странными, чем все то, что она говорила в последние недели…
Известие о болезни ММ глубоко потрясло и невероятно опечалило Барти. Она полюбила эту женщину сразу, как только познакомилась с ней. Барти восхищалась прямотой и рассудительностью ММ, чего недоставало остальным Литтонам. С Джеем Барти связывали годы жизни в Эшингеме и особенно та судьбоносная ночь в больнице, когда она несколько часов подряд читала ему «Меридиан времен», не давая погружаться в смертельно опасное забытье. И теперь эта женщина, наделенная практической сметкой, обладающая своеобразным мрачноватым юмором, постепенно уходила из жизни. Такое не укладывалось в голове. Барти навещала ММ всякий раз, когда удавалось получить увольнение, и, к своему немалому удивлению, рассказала ей про Джона.
– Я нахожу его совершенным во всем, – заявила Барти, впервые придя к ММ в Голубятню.
– Тогда тебе очень повезло, – улыбнулась ММ. – Подарок судьбы. Ты должна держаться за этого человека.
– Да, – согласилась Барти. – Да… Наверное, должна.
– Если ты называешь его совершенным, тогда в чем дело? – резко спросила ММ. – Может, он считает тебя недостаточно совершенной?
– Что вы, – улыбнулась Барти, – по его мнению, я намного совершеннее его. Он… знаете, он просил меня о помолвке с ним.
«Какой интересный выбор слов, – подумала ММ. – Не предложил ей выйти замуж, а всего лишь попросил о помолвке».
– И что же ты ему ответила?
– Я сказала, что подумаю.
– Барти, я тебя не понимаю. Почему? Если ты называешь этого человека совершенным…
– Почему? Сама не знаю. Хочу убедиться.
– Если ты хочешь убедиться, значит продолжаешь сомневаться, – сказала ММ.
– Вы действительно так думаете? – спросила Барти.
– Мне незачем перед тобой лукавить.
– Понимаете, рядом с ним я чувствую себя счастливой. Это так странно. Я себя не понимаю.