Наперекор судьбе
Шрифт:
— А потом ты снова вышла замуж? — Антуан словно окаменел, казалось, он с трудом произносит каждое слово.
Аннабелл покачала головой.
— Нет, замуж я больше не выходила. Я вообще сторонилась мужчин. То, что со мной случилось в Нью-Йорке, стало для меня слишком большим потрясением. Я работала день и ночь и ни на кого не смотрела.
— Значит, Консуэло родилась в результате непорочного зачатия? — желчно спросил Сен-Гри.
— Если бы… — с тяжелым вздохом призналась Аннабелл и досказала остальное: — Однажды ночью меня в Виллер-Коттерете изнасиловал пьяный британский офицер родом из знатной семьи, но бывший в этой семье паршивой овцой. Я не знала его и видела всего несколько минут. Позже, как я узнала совершенно случайно, он погиб. Потом я обнаружила,
Признаваться в этом было тяжело, но ничего другого не оставалось. Как только Антуан все узнает, у нее больше не будет от него тайн. Ее совесть будет чиста.
— Я никогда не была за ним замужем. Даже не знала его, вернее, знала только его имя. Он ушел, оставив мне на память Консуэло. Я связалась с его семьей только в этом году. К нам приехала его мать, очень достойная пожилая дама. Видно, такие дела за ее сыном водились, потому что она не удивилась, услышав мой рассказ. — Аннабелл повернулась к Антуану, ее лицо было залито слезами. — Так что замужем я была, но не за ним. Строго говоря, Консуэло — незаконнорожденная. Я дала ей свою фамилию. И я не вдова. Я в разводе, но была замужем за другим мужчиной. Вот так, — с облегчением закончила она, — теперь ты знаешь все.
— Это действительно все? — спросил Антуан чужим холодным голосом. — А в тюрьме за убийство ты случайно не сидела?
Аннабелл улыбнулась и покачала головой.
— Нет. — Аннабелл посмотрела на него с любовью и вытерла глаза. Признаться было трудно, но она была рада, что сделала это.
Сен-Гри вскочил и начал расхаживать из стороны в сторону. Он был потрясен и расстроен. Впрочем, Аннабелл могла его понять. Рассказ ее и впрямь был шокирующим.
— Давай проверим, правильно ли я тебя понял. Ты была замужем за сифилитиком, но утверждаешь, что никогда не спала с ним.
— Верно, — робко подтвердила Аннабелл, встревоженная его резким тоном.
— Он развелся с тобой, обвинив в супружеской измене, которой ты, по твоим словам, не совершала, хотя он никогда не спал с тобой. Нью-йоркское высшее общество отвергло тебя, хотя никакой измены не было, но он развелся с тобой, потому что ты отказалась разводиться с ним, хотя он изменял тебе с мужчиной. Поэтому после развода ты бежала из страны. Здесь ты забеременела вне брака от человека, который, как ты утверждаешь, тебя изнасиловал. Ты не была за ним замужем и никогда больше не видела. Родила его ублюдка, называлась его вдовой, а не разведенной, брошенной мужем за связь с другим мужчиной. Привела своего ублюдка в дом моих родителей играть с моими племянниками и племянницами. Представилась мне и моим родителям вдовой, что тоже оказалось ложью. О господи, Аннабелл, есть ли в твоих словах хоть капля правды? Мало того, ты утверждаешь, что, если бы не это очень удобное изнасилование, закончившееся рождением незаконного ребенка, ты бы до их пор оставалась девственницей. По-твоему, я дурак? — сверкая глазами, воскликнул Антуан.
Слова Сен-Гри ранили ее в самое сердце. Аннабелл была потрясена. Она закрыла лицо руками и заплакала, а он продолжал говорить, постепенно наливаясь гневом. Она не смела остановить его, не смела прикоснуться к нему; казалось, Антуан был готов ее ударить. То, что он говорил, было непростительно.
— Ты должна признать, — ледяным тоном сказал он, — что поверить в это трудновато. Ты — святая невинность, которую все обманули. Знаешь, что я думаю? Ты обманула мужа. Возможно, это у тебя сифилис. Слава богу, что я не спал с тобой. Интересно, когда ты собиралась сообщить мне эту маленькую тайну? Если все в Нью-Йорке считали тебя шлюхой, значит, у них были для этого основания. Потом ты родила ублюдка от человека, которого называешь британским аристократом, но кто этому поверит? Ты с самого начала вела себя как последняя потаскуха, а теперь рассказываешь мне сказки о своей девственности! — зло воскликнул Антуан. — Учитывая риск заболеть сифилисом, я не рискнул бы к тебе прикасаться!
Если бы Сен-Гри ударил ее, это не
Случилось именно то, чего она боялась больше всего. Ее всегда клеймили за чужие грехи и считали виноватой. Когда она рассказала правду, ей не поверил даже человек, который говорил, что любит ее.
— В моих словах не было ни капли лжи, — собрав все свое мужество, сказала Аннабелл. — И не называй мою дочь ублюдком, ребенок ни в чем не виноват. И в том, что случилось со мной, тоже нет моей вины. Я могла сделать аборт, но побоялась. Я родила Консуэло и скрыла случившееся, чтобы никто не мог сказать о моей девочке то, что сказал ты. Сифилис может быть заразным, но незаконнорожденность заразной не бывает, так что не волнуйся, твоим племянникам ничто не грозит.
— Не могу сказать то же самое о тебе! — бросил Антуан. Его глаза горели яростью. — И ты могла подумать, что я женюсь на тебе — женщине с таким прошлым? Ты обманывала меня с первой минуты! Боже, что у тебя за биография — сифилис, супружеская измена, незаконнорожденный ребенок! Как ты посмела представиться моим родным тем, кем ты не являешься? А сейчас ты пытаешься разжалобить меня, нагромождая всю эту ложь? Наберись мужества и признайся, что ты такая и есть! — Антуан был в бешенстве. Аннабелл лгала ему, украла у него самое дорогое — веру в святость семьи. То, что она рассказала, было немыслимо. Он не верил ни единому ее слову, он был оглушен, разбит, уничтожен.
— Какая, Антуан? По-твоему, я шлюха? И ты еще говорил, что любишь меня… Куда же девалась эта любовь? Я могла ничего тебе не рассказывать, и ты так ничего бы и не узнал. Но я хотела рассказать правду, потому что любила тебя и считала, что ты должен знать обо мне все. Со мной судьба обошлась жестоко, хотя я ничем этого не заслужила. За все, что со мной случилось по вине других людей, я дорого заплатила. Меня бросил муж, я любила его, но наш брак оказался обманом. Меня отвергли люди, среди которых я жила. Я потеряла всех, кого любила, и приехала сюда — в чужую страну — одна, когда мне было двадцать два года, надо мной надругался мужчина, которого я не знала, я родила ребенка, которого не хотела. Что мне надо говорить, что делать, чтобы на свете нашелся человек, который поверит мне и посочувствует?
— Аннабелл, ты насквозь испорченная и лживая женщина. Я не верю ни одному твоему слову.
— Почему же ты не увидел этого раньше? — сквозь слезы выкрикнула Аннабелл.
— Не увидел, потому что ты блистательная лгунья. Лучшая из всех, кого я встречал. Ты заморочила мне голову, втерлась в доверие к моей семье, ты испоганила все, что мне дорого! Нам больше не о чем говорить. — Антуан с брезгливой гримасой отшатнулся от Аннабелл. — Я еду домой, но без тебя. Может быть, тебе удастся по дороге подцепить какого-нибудь солдатика или матроса и получить удовольствие. Я к тебе и пальцем не притронусь. — Сен-Гри повернулся и зашагал прочь.
Аннабелл смотрела ему вслед и дрожала всем телом, не веря своим ушам. Услышав шум отъезжавшей машины, она медленно побрела к выходу из Булонского леса. Она двигалась словно во сне, не видя ничего вокруг. Казалось, что мир рухнул в одночасье и она снова осталась одна. Она снова поймана в ловушку, и никто не придет к ней на помощь. Когда-то ее бросил Джосайя, предала Горти, а вот теперь от нее отшатнулся Антуан. Ну что ж, теперь умнее будет.
Выйдя из леса, Аннабелл остановила такси и назвала шоферу адрес. Она сидела на заднем сиденье, продрогшая до костей, и плакала. Сидевший за рулем русский — добрая душа — спросил, не может ли он ей чем-нибудь помочь. Она только покачала головой. Антуан подтвердил ее худшие опасения: никто не поверит, что она ни в чем не виновата; ее будут вечно осуждать за то, что сделали с ней другие. Та надежда, что еще теплилась в ее сердце, разбилась вдребезги. Неужели нет на свете ни любви, ни сострадания?! Неужели и дальше ей придется жить, не смея никому довериться?! Какие страшные, жестокие слова бросил ей Антуан, а ведь клялся ей в любви, обожал ее девочку! При мысли об этом Аннабелл стало плохо.