Наперекор ветрам
Шрифт:
Хотя «бурав» был острым и мощным, «порода» тоже оказалась не из податливых. Далеко не сразу «синим» удалось добраться до «глубинной нефти». Через выжженную огнем плотную линию обороны пехота «синих» продвинулась изрядно поредевшей. Вышли из строя и многие танки. Но бронированные машины захлестнули полковые и дивизионные резервы «красных». Второй эшелон танков устремился против артиллерийского кулака, против корпусных и армейских резервов. Танкам помогала штурмовая авиация. Прорыв становился все глубже, ширился по фронту.
8. У дорогих могил
14 сентября на «фронте» наступило
Будь это настоящая война, Дубовой, без сомнения, нанёс бы по врагу синхронный удар — на земле и в воздухе. Но на маневрах пришлось чуть погрешить: надо было наглядно показать всем, в том числе зарубежным гостям, роль авиадесанта в глубокой операции.
С «красной» и «синей» сторон потянулись к днепровской переправе машины командиров, посредников, закордонных гостей. Спешили «газики» и «форды», «паккарды», «бьюики». Все они катили на восток, направляясь через Ирпенский мост к Киеву и дальше к Броварам.
Вблизи Копылова одна машина свернула на проселок. Проехав километра два, голубой «бьюик» остановился посреди поля у невысокого холма, поросшего диким барбарисом и полевыми травами. Из машины вышли Якир, его тезка Иона Гайдук, бывший начальник штаба 45-й дивизии Илья Гарькавый, теперь командующий Уральским военным округом. За ним — с двумя ромбами в красных петлицах и с двумя боевыми орденами на груди, теперь уже довольно солидной комплекции, рыжеусый Борис Церковный и грустный человек с мефистофельской бородкой, преподаватель фрунзенской академии Филипп Анулов. С обнаженными головами все пятеро приблизились к подножию холма. Густая зелень на нем вымахала в человеческий рост. Кусты барбариса, густо усеянные никем не тронутыми ягодами, казались окропленными каплями побуревшей крови.
Анулов, протянув тонкую руку к высокому кустарнику, сорвал длинный стебелек, покрытый узенькими листиками и мелкими, похожими на комаров, фиолетовыми цветами.
— Тогда, шестнадцать лет назад, помню, — сказал бывший командир Особого полка, — здесь было чистое поле. И смотрите, друзья, сама природа знала, чем украсить это скромное место. — Анулов протянул руку с зажатым в ней полевым цветком.
— А что это за травка? — спросил Гарькавый.
— Плакун-трава, — ответил Анулов. — Мы-то за суетой повседневных дел давно успокоились, а эта травка день и ночь оплакивает наших боевых друзей.
— Совсем не потому она зовется плакун, — поправил Анулова Гайдук. — Народ говорит — от этой травы плачет сам дьявол. У нас, в Бессарабии, ее зовут флорилэ-зынерол.
— Что ты мне говоришь? — возразил Анулов. — Смотри, у плакун-травы даже листья точно такие же, как у плакучей ивы.
— Узкие, как телеграфная лента, — добавил Церковный.
— А у нас в деревнях корень этой травы заботливые матери кладут в постель невестам. Значит, чтобы до свадьбы соблюдали себя, — продолжал Гайдук очень убедительно.
— Эх, — глубоко вздохнул Гарькавый, — встали бы сейчас наши богатыри, посмотрели, чего добился народ, за что они полегли…
— Одно можно сказать,
— Пострадали многие, не одна Настя, — задумчиво произнес Гарькавый. — Да и было за кого и за что страдать. Теперь вот, оглянешься вокруг — душа радуется!
— Пусть радуются люди и плачут вот эти цветы! Сам бог велел им плакать: плакун-трава, — добавил Анулов.
— Все некогда и некогда, просто беда, — махнул рукой Якир. — А ведь надо бы, друзья, поставить вопрос перед властями — памятник здесь воздвигнуть или обелиск.
— И в самом деле, — поддержал командующего Гарькавый. — Я тут видел, эшелонами гонят коростенский гранит. В столице им облицовывают берега Москвы-реки. Оставили бы и здесь, на копыловской могиле, глыбу.
— Будь моя власть, — сказал Церковный, — я бы воздвиг здесь фигуру не из гранита, а из чистого золота. И чтобы это был монумент не только павшим, а и в честь всего героического Южного похода.
На обратном пути Якир спросил бывшего морзиста:
— На Украину не тянет, Борис?
— А что если и тянет, Иона Эммануилович? Академия-то готовила меня по восточному профилю.
— Спец по сопкам Маньчжурии, — вставил Гарькавый. — У него второй орден-то за Лехасусу!
— Да, за Лехасусу, — подтвердил Церковный. — Мы теперь частенько встречаемся с нашими китайскими товарищами. Читаем им лекции по военному делу. Может, когда-нибудь они вспомнят нас добрым словом.
— Что там ваши лекции? — усмехнулся в запорожские усы Гарькавый. — Я еще с тех пор, когда служил в Наркомате обороны, помню, как много побывало в Китае наших товарищей! Да еще каких! С героическим походом от Кантона до Ухани связано имя нашего Блюхера, с разгромом милитаристов под Калганом имя Примакова, с ликвидацией кантонского восстания «бумажных тигров» имя Никулина.
— Иван Никулин — орел! — улыбнулся Якир. — Сейчас он командует в Проскурове кавалерийской дивизией червонного казачества. Что же касается Китая, то скажу вам по секрету: через Синьцзян и Монголию почти непрерывным потоком идет наше оружие для китайской Красной армии.
…Голубой «бьюик» командующего, обогнав растянувшуюся колонну машин, по деревянному Наводницкому мосту в Киеве миновал Днепр и направился по клинкерному шоссе на Бровары. Там уже с большой группой специалистов находился Владимир Хрипин, крупный теоретик военно-воздушных сил: ведь киевский опыт проведения воздушнодесантной операции предстояло сделать достоянием всей Красной Армии!
В небе гудели истребители — грозные передовые стражи воздушной армады. Следом за ними шли десантные самолеты. После приземления люди в голубых комбинезонах, собираясь в боевые группы, сразу же завладели полем. Под их прикрытием опускались на плацдарм тяжелые машины. Из вместительного чрева самолетов повалила проворная воздушная пехота. Из-под фюзеляжей выползали танки, пушки, грузовики. Минуло не больше получаса, уже были готовы к действию три полка десантников.