Наполеон
Шрифт:
Бонапарт рассмеялся:
— Я совсем забыл о еде! Хорошо, перекушу, пока вы пишете приказы.
Он поспешил в соседнюю комнату. Хозяин дома, готовивший им еду, раскланялся и расшаркался перед ним. Его звали синьор Лоди. Он комично, но не без патетики выразил надежду, что штаб останется здесь надолго и это защитит его дом от разбоя. Бонапарт прогнал от себя назойливого дурака. Разговаривать ещё и с гражданскими, когда времени и так в обрез? Нет уж, увольте! За столом сидел Саличетти и жадно поглощал еду. Когда Наполеон садился, представитель Директории улыбнулся ему.
— Отлично, Бонапарт! Дело идёт? Массена основательно отделал австрийцев.
Бонапарт тоже потянулся за графином. Плеснув в бокал немного вина, он долил воды и залпом выпил. Его мучили жажда и голод.
— Не было никакой опасности, мой друг, — ответил он, скрывая правду. Ему придётся работать с Саличетти рука об руку, но он никогда не будет доверять ему. — Я предусмотрел все неожиданности. Сама атака д’Аржанто дала мне прекрасную возможность разгромить его. — Он жадно набросился на еду. — Это только начало. Будет ещё много побед. Ты увидишь.
— Будем надеяться! — засмеялся Саличетти. — Хочется поскорее добраться до Италии. Если твои чудесные планы осуществятся, я выжму её как лимон!
В это можно было поверить. Почти все корсиканцы были жадными и бессовестными, но он никогда не встречал человека более жадного и бессовестного, чем Саличетти. Тот ненавидел Италию, и желание отомстить зародилось в нем ещё в юности, во времена жизни в Пизе, где он изучал право и практиковался в нем. Саличетти всё ещё поддерживал с Директорией хорошие отношения, и пока он мог похлопотать за старого знакомого (как Бонапарт похлопотал о нём), земляк мог грабить Италию сколько угодно. В этой оборванной армии не было никого — от генерала до барабанщика, — кто не мечтал бы всласть пограбить, оказавшись по ту сторону гор. Бонапарт сам сделал всё возможное, чтобы вдохновить их на это.
Он снисходительно фыркнул.
— Ты думаешь только о богатстве, мой друг! Я же сражаюсь ради славы!
— Ах! — добродушно сказал объевшийся Саличетти (синьор Лоди постарался на славу). — Какое громкое слово! Вечно у тебя в голове вздор. Я вспоминаю те времена, когда в салоне мадам Пермон ты произносил возвышенные речи, а у самого куска во рту не было. Слава и патриотизм — вот лучшие слова, чтобы заставить толпу глупцов плясать под свою дудку. Поверь мне: я видел изнанку вещей с самого начала Революции...
Что ж, всё верно. Саличетти был прав. Будучи членом Конвента, он вращался в высших кругах и принадлежал к лицам, которые дёргали за верёвочки в первые годы политических потрясений.
— Деньги — единственная стоящая вещь, и я хочу получить их как можно больше! Последуй моему совету и делай то же самое.
Спорить с Саличетти было бесполезно. Этот человек жил в другом измерении. Однако он мог быть как полезен, так и очень опасен, а посему следовало сохранять с ним дружеские отношения.
— Возможно, ты прав, мой друг. Как бы то ни было, в Италии у тебя появятся хорошие возможности. — Второпях закончив еду, он поднялся из-за стола. Дорога была каждая минута. — Я собираюсь съездить на поле боя. Не желаешь
Он стремился осмотреть то место, где его выношенные в одиночестве планы подверглись испытанию и воплотились в первую победу. Он хотел видеть это поле, как отец хочет видеть своего первенца.
Саличетти принял приглашение. Делать ему было нечего: он уже понял, что вытянуть контрибуцию из нищей деревушки Альтаре не удастся.
Вернувшись в комнату, где без устали трудился Бертье, Бонапарт подписал уже готовые приказы и продиктовал новые, в частности — на поставку продовольствия из Савоны. Должно быть, армия страшно голодает. В горах нечем поживиться. Он знал это по предыдущим кампаниям.
Луи и Жозеф всё ещё разговаривали на улице. Прекрасно, что в такой важный момент Луи оказался вместе с ним. Как не похоже это на те далёкие времена, когда он делил с этим ребёнком своё лейтенантское жалованье. Он не возьмёт его с собой на поле сражения. До завершения кампаний парнишке и так доведётся насмотреться ужасов. Но Жозеф, испытывавший болезненное любопытство штатского, непременно хотел туда поехать. Бонапарт сел на коня и крикнул капитану, чтобы тот дал эскорт в полдюжины человек.
Несколько минут спустя он, Саличетти и Жозеф, рысью выехав из деревни, перешли на короткий галоп и поскакали в нужном направлении. Позади ещё виднелась заполненная кавалерией деревня, когда они свернули направо и пустили лошадей по глинистой дороге, которая вела в Монтенотте.
Победа! Он всё ещё не осознавал действительного смысла этого слова, которое могло означать что угодно. За исключением взятия Тулона, это было единственное успешное сражение, в котором он принимал участие. Теперь же ему предстояло увидеть место своей первой собственной победы. Нужно использовать эту победу как можно полнее. Он ехал медленно, что-то подсчитывая в уме. Где был Болье со своим основным корпусом? Оставил ли он Вольтри? Успеют ли австрийские части под командованием д’Аржанто перестроиться после отступления? Что представляет собой генерал Провера и его австро-пьемонтский центр? Будет ли Провера двигаться на Дего? Как жаль, что не успел подойти Ожеро! Тогда разгром стал бы полным. А Колли с пьемонтцами, стоявший в горах слева... Двигался ли он, или Серюрье всё-таки приковал его к месту? Главнокомандующий по-прежнему плавал в тумане. И ни один дозорный ещё не сообщил о возвращении разведки.
Погода вновь ухудшилась. Окружающие горы скрывались в тучах. Дождь перешёл в настоящий ливень. Это страшно затрудняло передвижение по горным дорогам транспорта с продовольствием. От самого побережья по крутым, узким тропам растянулась длинная колонна тонувших в грязи телег, запряжённых волами и другими вьючными животными...
Но вот и поле сражения — седловина между горами, через которую тянулась дорога из Савоны в Дето. Позиция была стратегически важной. Возвышающиеся позади редуты Монтеледжино не позволят врагу продвинуться к Савоне. Находись они в руках австрийцев, это сильно помешало бы его продвижению. Но австрийская армия исчезла. Здесь и там виднелись только французские мундиры. Небольшие отряды, маршировавшие под дождём, появлялись и снова исчезали среди кустов и пролесков, на склонах оврагов и возвышенностей сильно пересечённой местности. Это становилась боеспособным формированием дивизия Лагарпа, чересчур растянувшаяся в ходе сражения. Перед Бонапартом стояло несколько жалких лачуг. Селение Верхнее Монтенотте. Нижнего Монтенотте, расположенного левее, отсюда видно не было.