Наполеон
Шрифт:
Он повернулся к Массена:
— Вы, Массена, с Двадцать первым полком перед самым рассветом продвинетесь к северу. Выгоните австрийцев из Дего и проведёте разведку боем в направлении Спиньо. Таким образом вы задержите любых австрийцев, которые будут пытаться помешать мне. Постарайтесь быть осторожным и не навлечь на себя удар основных сил: там могут находиться австрийские резервы. Вы наложите на Дего контрибуцию в двадцать четыре тысячи ливров — насколько я помню, это богатая деревня — и конфискуете всех мулов, которых найдёте.
Не дожидаясь комментариев Массена, он повернулся к Лагарпу.
— Лагарп, вы тоже выступите на рассвете и к девяти часам достигнете высот возле
Суть его плана заключалась в том, чтобы после разгрома австрийцев мгновенно переключиться на пьемонтцев и прежде, чем они разберутся в происходящем, внезапной атакой отбросить их, полностью разъединив с союзниками. Уступая в силе, они должны рискнуть и, если угодно, компенсировать этот риск быстротой передвижений. Он снова и снова повторял это, стараясь убедиться, что они всё хорошо поняли.
Генералы отдали честь и пожелали ему спокойной ночи. Маленький и тщедушный по сравнению с ними, он принял их приветствие.
— Спокойной ночи, господа. Бертье пришлёт вам письменные приказы. Завтрашний день должен стать таким же славным, как и сегодняшний.
Они вышли. Бонапарт услышал донёсшийся из-за двери казарменный выговор Ожеро, выражавший неохотное, но неподдельное восхищение:
— Чёрт возьми! Этот замухрышка знает, что делает!
Бонапарт позвал секретарей. Заложив руки за спину, он расхаживал взад и вперёд, слово за словом диктовал указания Бертье, резюмировал свои устные указания, а в завершение велел составить приказ по армии.
«Да здравствует Республика! Сегодня, двадцать третьего жерминаля, дивизия генерала Массена и дивизия генерала Лагарпа атаковали австрийцев численностью в тринадцать тысяч человек под личным командованием генерала Болье и генералов д’Аржанто и Роккавина, занимавших важные позиции в Монтенотте. Республиканцы полностью разбили австрийцев, убив и ранив около трёх тысяч из них. В числе раненых генерал Роккавина. Убито несколько подполковников и младших офицеров. Дополнительные подробности будут сообщены армии, когда поступят полные сведения об этом славном событии».
Приказ был не совсем точен. Конечно, Болье там и не ночевал, а австрийцев было не тринадцать тысяч, но какая разница? Важно было поднять боевой дух армии. В своём рапорте в Париж он завысит и это число. Бонапарту надо было во что бы то ни стало создать себе репутацию, и он не стеснялся в средствах.
Когда Наполеон закончил диктовать и отправился в приготовленную для него скудно освещённую спальню, уже давно перевалило за полночь. Он зевнул, стянул с себя мундир и отдал его ординарцу, велев почистить к утру. Лёжа в кровати, он какое-то время воскрешал в памяти события этого славного дня. Что подумает о нём Жозефина, когда услышит об этой победе? Он оправдывал своё бахвальство.
С улицы доносились стоны несчастных раненых и непристойная ругань солдат, продолжавших заниматься грабежом. Какой-то офицер громко приказал конвою с австрийскими пленными трогаться в путь. Бонапарт повернулся на другой бок и мгновенно уснул.
Глава 6
Бонапарт проснулся от непрерывного дребезжания оконных стёкол. Мысли его быстро пришли в порядок, и он восстановил в памяти драматические события, свершившиеся по его воле.
Ожеро атаковал.
Это его пушки били на подступах к Миллезимо. Или пушки Массена у Дего? Недавно взошедшее солнце окрасило трубу дома напротив в огненно-красный цвет. Хорошее предзнаменование, решил
Армию охватила анархия. Об этом кричало каждое донесение. Массена и Лагарп докладывали, что из-за полного отсутствия продовольствия, их люди занялись грабежами, и теперь солдат не собрать никакой силой. Далее Массена писал, что Дего по-прежнему находится в руках австрийцев и что он вынужден остановиться до тех пор, пока Лагарп не придёт к нему на помощь. Днём Массена легко мог бы отогнать их на север, как было приказано; в это время Ожеро, которому приказали провести ночную атаку левее, чем было предписано вначале, разбил бы Провера и открыл дорогу через ущелье Миллезимо к Монтецемоло. Затем он соединился бы с Серюрье, которому также был дан приказ наступать. Значит, успех атаки Ожеро становился делом первостепенной важности.
Разбив Провера, он должен нанести удар по Колли, которому будет одновременно угрожать с фланга Серюрье, отбросить пьемонтцев на позиции, ещё более удалённые от их союзников, прежде чем австрийцы — у которых до сих пор был введён в действие только один корпус — смогут собрать все силы в Акви и напасть на него с севера. Было бы правильным вбить клин между его врагами, как он уже начал делать. Они не должны опомниться, не должны перейти к совместному наступлению силами, значительно превосходящими его собственные. В противном случае он попадёт в клещи и будет раздавлен. Надо вынудить эти клещи широко раскрыться, а затем сломать один из зубов.
Пришло ещё одно донесение. Самое ценное и долгожданное — от Ожеро. Оно было написано на рассвете, и в нем сообщалось, что дивизия выдвигается для атаки на Миллезимо, как было приказано. Значит, он не ошибся: били пушки Ожеро.
Он спустился в комнату, где уже работал Бертье. В течение следующего часа они решали неотложное дело — как раздобыть продовольствие для голодающей армии. Это было жизненно необходимо. Если люди будут продолжать грабить, армия развалится. Она уже разваливалась, распадалась на кучки мародёров, не признающих никакой дисциплины. С другой стороны, не было никакой возможности полностью снабдить её продовольствием. Каждый транспорт, медленно ползущий через горы, приходилось защищать конвоем от вездесущих «барбетов» — членов еретической секты вальденсов [32] , прятавшихся в засадах. Всё равно его армия останется голодной, но будет продолжать наступать и сражаться.
32
Вальденсы — приверженцы ереси, зародившейся в конце XII в. в Лионе (основатель — П. Вальдо), охватившей в основном ремесленников и крестьян; имели дуалистические воззрения на природу сил Добра и Зла и их равенство в борьбе между собой; отрицали основные таинства Католической Церкви и церковную иерархию, призывали к аскетизму. В Италии, где их называли «барбетами» сохранились до XX в.