Напрасная прелюдия
Шрифт:
Мне не хотелось больше покидать номер. А еще я, возможно, была немного обеспокоена коротким разговором с Джексоном, поэтому пропустила ужин и провела вечер, слушая записи соло моего отца на фортепиано и смотря на Нью-Йорк из окна. Мягко говоря, это было душераздирающе.
В поздний час, когда меня почти сморил сон, со стороны двери Александра раздался стук. Я перебрала в уме все причины, по которым мне не следовало открывать эту дверь, но
Ничего не говоря, я отперла дверь и вернулась к окну.
Через несколько секунд услышала, как он вошел. Я обхватила себя за локти и закрыла глаза, когда тот же отрывок зазвучал снова.
От его тела исходило тепло, когда он остановился в нескольких шагах слева от меня. Мою кожу начало покалывать, и я поёжилась.
— Ты в порядке? Ты так легко пустила меня к себе, — произнес он нежно.
— Я устала.
— Тяжелый день?
Я взглянула на него и едва улыбнулась, борясь с подступающими слезами.
— Кажется, каждый день будет таким.
Когда он ничего не сказал и просто повернул голову, чтобы посмотреть на город, я снова заговорила:
— Только потому, что ты видел меня в наихудшем состоянии, не означает, что за мной надо приглядывать, Александр. Пожалуйста, не заставляй Адама повсюду следовать за мной.
— Долго же ты терпела, чтобы это сказать.
— Я не в настроении играть с тобой, — вздохнула я.
— Кто сказал, что мы играли?
— Я почти уверена, что твоя жизнь нескончаемая игра, Александр. Каждое действие, каждое решение, которое ты принимаешь, тщательно спланировано. Сомневаюсь, что ты делаешь что-то, если результат не предопределен.
Я осторожно взглянула на него и увидела, что его тело напряглось и он застыл от моего замечания. Мне не хотелось портить ему вечер, когда он был так добр ко мне, поэтому сменила тему.
— Не смог никого затащить в постель сегодня? Раз ты в моем номере, полагаю, это не сработало. Или ты на этой неделе взял перерыв на несколько дней?
Его взгляд сосредоточился на мне, он едва заметно кивнул, будто благодарил за смену темы. Затем на его лице появилась слабая усмешка. Сексуальная. Очень сексуальная.
Он вздохнул и за два шага очутился у меня за спиной. Я почувствовала, как его сильные пальцы начали нежно массировать плечи. Попыталась было уклониться, но он притянул меня к своей накачанной груди, и я напряглась в его руках, а сердце предало тело.
— Начинаю думать, что тебе нравится оскорблять меня, Майя.
— С чего ты это взял, Александр?
— Почему ты не называешь меня Алексом, как все, ведь я же говорил тебе?
— Я не твой друг, буду придерживаться Александра.
— Да, ты не мой друг, — пробормотал он, его горячее дыхание щекотало мое ухо, — этого для тебя недостаточно.
Я проигнорировала его слова, но знала: он говорил
Его руки скользнули с плеч вниз, и он нежно погладил мои поверх топа с длинными рукавами. Я почувствовала, как мое тело плавится под его ладонями.
— Мне нравится, что ты отличаешься от остальных. Ты споришь со мной обо всем, даже о моем собственном имени.
— Тебе нравится спорить? Я более похожа на других, чем ты думаешь, Александр. Я обычная.
— Да, любопытно, не так ли? Кажется, мне нравится, когда ты споришь со мной. И в тебе нет ничего обычного, — прошептал он, мягкими губами коснувшись моей шеи.
Все мое тело затрепетало от его прикосновения. Перестав поглаживать мои руки, он переплел наши пальцы, еще крепче притянув меня к своей груди. Несколько минут мы провели в умиротворяющей тишине.
— Морис Равель? — спросил он.
— Знаешь эту пьесу? — я повернула голову, чтобы посмотреть на него.
— Конечно. Павана на смерть инфанты.
— Конечно, — поддразнила я, закатив глаза.
Мы снова замолчали, и я душой и телом впитывала музыку, чувствуя себя в его руках в безопасности и довольной. Больше, чем мне следовало позволять себе чувствовать.
— Кто исполнитель? Это звучит не как студийная запись.
Я сделала глубокий вдох.
— Мой отец. Он записал ее для меня в нашем доме. Каждую ночь папа исполнял эту пьесу для моей мамы, в честь их любви, — объяснила я, а глаза наполнились слезами.
Он повернул наши руки ладонями вверх и сжал их в кулак, наполняя меня энергией. Я приняла его силу, ведь знала, что мне это было необходимо.
— Он хорош.
— Он лучший. Был, — прошептала я.
Он всегда будет самым лучшим для меня.
— Ты слушаешь ее каждую ночь снова и снова. Я слышу ее, лежа в постели.
— Имеешь в виду, когда ты один в постели? Потому что из-за криков, которые доносились на днях, было бы невозможно услышать свой собственный голос, не говоря уж о музыке из соседнего номера.
— Тебе не обязательно это делать.
— Делать что?
Он укоряюще на меня посмотрел:
— Поговори со мной.
— Нам не о чем говорить.
— Всегда есть что сказать, Майя. Чем-то поделиться. И ты… Думаю, у тебя всегда есть много того, о чем можно поведать.
— Почему? Думаешь, ты знаешь меня?
— Думаю, что мне хотелось бы узнать побольше о тебе. Откуда ты? Почему у тебя акцент, который я не могу распознать? А так как ты не живешь в Нью-Йорке, почему оставила на стойке регистрации дерьмовый адрес?
Все мое тело напряглось, и я попыталась повернуться к нему лицом, но он удержал меня на месте.
— Кто, черт возьми, ты такой, чтобы спрашивать у них мой адрес? Как они вообще могли предоставить тебе информацию обо мне? — стиснув зубы, я вывернула шею, чтобы посмотреть ему в лицо.