Нарцисс в цепях

Гамильтон Лорел Кей

— Уточни, что значит «пропал».

— Безумие может стать постоянным.

— Хреново, блин.

— Oui.

Но сначала Гретхен. Глядя, как это будет делаться, я лучше пойму процесс.

Джейсон отпер цепи. Они соскользнули с, гроба и клацнули по полу — тупой и резкий звук. Я вздрогнула. Гретхен пыталась меня убить, когда она еще только думала,что я встречаюсь с Жан-Клодом. И она может восстать из гроба, твердо решив убить меня. Я была ее адвокатом, я требовала от Жан-Клода ее освобождения. Но сейчас, когда Джейсон снял замки уже с самой крышки, мне стиснуло грудь, и нелегко оказалось подавить

желание потянуться за пистолетом. Это было бы глупо — не говоря уже о том, что до идиотизма смешно — убить ее в тот момент, когда она встанет из гроба. Я почти что слышала сухую интонацию Жан-Клода: "Это так ты решила улучшить ее положение, ma petite?"

Я произнесла короткую молитву о том, чтобы до этого не дошло. Я хотела не убивать ее, а спасти. Желание спасти должно означать не желание убить, а желание всеми силами этого избежать.

Джейсон поднял крышку — медленно. Не потому, что крышка тяжелая, а потому, что ему тоже было страшновато. Идея быть первой кормежкой у Гретхен заставила его засмеяться — полумужским-полумальчишеским смехом. Та интонация, которая у мужчин резервирована для сочетания секса и обычного спорта, увлечения — машины, техника, опасности, — у всех у них по-разному. Наверняка есть на свете мужчины, которые этим мурлыкающим смехом смеются при мысли о садоводстве или поэзии, но я пока их не встречала. А интересно было бы — для разнообразия.

Крышка откинулась наполовину на петлях, как положено крышке гроба. Ничто не шевелилось. Только Джейсон стоял в своих коротких джинсовых шортах, голой спиной обращенный к нам. Гретхен не вырвалась с воплем кого-нибудь сожрать, и я издала вздох облегчения — оказывается, я задержала дыхание.

Джейсон стоял, опустив глаза, недвижно, с застывшими на крышке руками. Наконец он повернулся к нам, и на его лице было выражение, которого я никогда в жизни на нем не видела. Смесь ужаса и жалости. Глаза цвета весеннего неба широко раскрылись, и, как мне показалось, в них блеснули слезы. Джейсон и Гретхен никогда не были особо близки, в этой реакции не могло быть личного. Так что же там в гробу такое, от чего у Джейсона стало такое лицо?

Я непроизвольно пошла вперед.

— Ma petite,не подходи ближе.

Я оглянулась на него:

— Что там с ней такое? Что так поразило Джейсона?

— Я никогда ничего подобного не видел, — ответил Джейсон.

Так, теперь я должна была посмотреть, должна. Я пошла к гробу. Жан-Клод заступил мне дорогу:

— Пожалуйста, ma petite,не подходи ближе.

— Мне ведь полагается видеть весь процесс? И мне все равно предстоит увидеть, какая она, раньше или позже, Жан-Клод. Так пусть будет раньше.

Он всмотрелся мне в лицо, будто запоминая.

— Я не предвидел, что она будет так... — Он покачал головой. — Ты будешь очень мною недовольна, когда ее увидишь.

— Но ты же сам не знаешь, как она выглядит.

— Не знаю, но реакция Джейсона сказала мне много такого, чего я не хотел бы знать.

— Что ты имеешь в виду?

Он всего лишь шагнул в сторону.

— Посмотри на нее, ma petite,и когда ты простишь меня, вернись ко мне.

Прощу его? Очень мне не понравилась формулировка. Сначала я боялась, что Гретхен вылетит и бросится меня убивать, сейчас я боялась на нее взглянуть, боялась того ужаса, что лежал внутри гроба. Пульс пытался выпрыгнуть у меня из горла и мешал дышать. Лицо Джейсона, печаль Жан-Клода и полная тишина в гробу напугали меня так, что во рту пересохло.

Джейсон

шагнул в сторону, отвернувшись от гроба, прислонившись к нему ягодицами и обхватив себя руками. Вид у него был бледный и больной. У меня мелькнула мысль, не передумал ли он насчет кормить собой Гретхен.

Я пока еще стояла достаточно далеко, чтобы не видеть внутренности гроба. И не хотела видеть того ужаса, что даже Джейсона заставил побледнеть. Не хотела, но должна была.

Я шагнула к гробу, как бэттер на площадку, когда на него летит со скоростью сотня с лишним миль в час мяч и шанса его отбить нет. Мои глаза поначалу отказывались видеть то, что там лежало. Разум просто не хотел этого понимать. Когда перед глазами предстает такое, мозг говорит: нет, я не буду этого видеть, фиксировать, это меня убьет. Но если всмотреться достаточно долго, он говорит: ладно, черт с тобой, не отвернемся, и тогда, наконец, ты видишь, а когда уже видишь, то не видеть не можешь.

Оно лежало на белом атласе, и сухой коричневый цвет выделялся резко до боли. Это было похоже на высохшую мумию, на тела, которые порой находят в пустыне. Коричневая кожа сплавилась с костями, мышц под ней не было, только кожа и кости. Рот широко раскрылся, будто суставы челюсти сломались. Клыки высохли и стали белыми, как череп. И от головы остался только череп, едва прикрытый кожей. К нему прилипли клочья белых волос, и яркий цвет их делал эту картину еще ужаснее, просто непристойной. Глаза открылись, и я вздрогнула, но эти глаза смотрели на меня, заполненные чем-то коричневым и сухим, как сморщенные изюмины. Они моргнули, медленно, и донесся изо рта звук, похожий на вздох.

Я отшатнулась от гроба, рухнула на колени. Джейсон ухватил меня за руку и поднял. Я стряхнула его руку и направилась к Жан-Клоду. Он стоял на месте, лицо его было терпеливым и пустым. Я его ударила, не сбиваясь с шага. Может быть, он ждал, что я остановлюсь, стану в стойку, но я его ударила сжатым кулаком, будто продолжала движение тела. В него — в это движение — я вложила всю силу корпуса, и вдруг он оказался на полу, глядя на меня, с окровавленным лицом.

Глава 55

— Мерзавец! Ты питался ее энергией, пока она там лежала!

Мне пришлось отодвинуться от него, чтобы не ударить его ногой. Есть вещи, которые нельзя делать. Есть черта, которую нельзя переступать.

Он тыльной стороной руки коснулся своего рта.

— А что, если я здесь ни при чем?

— Что, если? — Я шагнула, нависая над ним. — Что, если? Ты в самом деле хочешь меня убедить, что не питался от нее?

Я показала назад, на гроб, и, наверное, отвернулась на миг, потому что следующее, что я помню, — это как он держит меня за ноги и я падаю на пол. Я пришла на выставленные руки, как меня учили в дзюдо. Это позволило предохранить голову от удара о камень, но потребовало сосредоточения. И когда мое тело пришло на пол, Жан-Клод уже был сверху, прижимая мне руки локтями, остальным телом придавив мое.

— Слезь с меня!

— Нет, ma petite.Пока ты меня не выслушаешь.

Я попыталась поднять руки — не потому, что могла бы выиграть у него силовое единоборство, но потому, что должна была попытаться. Я просто не способна сдаться без борьбы, пусть безнадежной.

И оказалось, что я могу приподнять руки — не так, чтобы освободиться, но так, чтобы заставить его надавить, чтобы у него глаза раскрылись шире, чтобы он напрягся. Приятно знать, что метки дали мне и кое-что полезное, силу, например, а не только метафизическую дрянь.