Нарцисс, Звезда и Ветер
Шрифт:
Бывший палач замер, боясь поверить собственным ушам.
— Прошу, Рюзгар, овладей мной. Заставь меня забыть! Забыть о нем… Забыть обо всём. Выжги его из меня. О, Рюзгар, прошу тебя!
Зариф протянул к нему руки. И Рюзгар придвинулся ближе, наклонился, чтобы дать обхватить себя за шею.
Конечно, он не мог отказать. Не хотел. И не стал.
Рюзгар вошел сразу, потому что не было нужды в подготовке. И начал двигаться резко, сильно, почти грубо. Так, как и было необходимо Нарциссу.
Зариф крепко держался на нем, обнимал руками и ногами, прижимался всем телом, словно боялся потерять его, без его близости потеряться в себе самом. С каждым мощным, глубоким толчком
Вскоре Рюзгар ощутил каким-то скрытым чувством, что его цветок уже не думает о другом. Нарцисс вообще больше не был в состоянии о чем-либо думать, отдавшись упоительным размеренным движениям, заворожившим его тело и душу. Как он и просил, как и желал, принц забылся и позабыл обо всём на свете.
— Рюзгар… — только и мог шептать Нарцисс ему на ухо, только и помнил он одно имя: — О, Рюзгар!..
И бывший палач с радостью и ликованием подчинялся этому чуть слышному шепоту, как самому важному приказу в своей жизни. Он не останавливался, он изо всех сил старался продлить их близость, что излечивала раненное сердце прекрасного цветка. Рюзгар оттягивал собственное удовольствие до тех пор, пока его ствол не сковало в плену внутреннего жара мягкими тисками. Эту узость породило самое сладкое блаженство, что разгорелось ярким солнцем в сердце Нарцисса.
Рюзгар замер, трепеща, боясь вспугнуть наслаждение, охватившее его драгоценный цветок. И Нарцисс всем своим существом принял это упоительное чувство наполненности и жизни. Он содрогался в руках Рюзгара, увлекая его за собой к черте сияющего небытия. И бывший палач не удержался от соблазна — позволил себе излиться в пульсирующую глубину безупречного тела.
Оба повалились на бархат покрывала, почти бездыханные, совершенно оглушенные пережитым откровением самой тесной близости, что может быть между двумя душами и двумя телами, при этом оба не совсем понимали, в своем ли теле они только что жили, в своем ли теле очнулись. Но одно было точно — души их надолго остались связаны воедино крепчайшими узами.
— О, Рюзгар!.. — прошептал Зариф, борясь с непреодолимой усталостью неги. В одно имя он сумел вместить всю бесконечную благодарность, что испытывал к своему стражу, которому вверил охранять свое сердце.
— Мой волшебный цветок, — отозвался Рюзгар, обнимая засыпающего принца и прижимая его к своему боку, укрывая своей сильной рукой, чтобы продолжать оберегать даже во сне, даже от кошмаров.
…Рюзгар не сдержал улыбку, вспомнив, как тем же утром они с Нарциссом смутились, обнаружив между собой обнаженную и совершенно довольную Нилюфер, которой удалось пробраться в их постель, пока они крепко спали, отдыхая после бурной страсти. Принцесса потом дула губки до обеда и высказала им всё, что думает о жадных развратниках, не желающих делиться теплом с несчастной женщиной, которую сами же и обрюхатили.
____________
Ночью, когда обитатели борделя всё еще продолжали пить и веселиться, играть на музыкальных инструментах в собственное удовольствие и петь песни, выбранные на свой вкус, а не в угоду посетителям, — уже глубокой ночью Рюзгар увел Нарцисса и Нилюфер в свои хозяйские покои на верхнем этаже. О Рахиме давно позаботились «красотки»: мальчуган объелся, как простолюдин, и заснул прямо за столом, утомленный путешествием и обилием впечатлений. «Девушки» унесли малыша, столь невинного и хорошенького во сне, в уютную комнатку по соседству с хозяйской спальней, где уложили на самые мягкие перины, застеленные самыми свежими простынями. Нилюфер, поднявшись, первым делом сходила на цыпочках проведать сына и сама убедилась, что тот
— Мы можем не шептаться, — вернувшись в спальню, улыбнулась принцесса двоим своим мужчинам. — Его сейчас ничто не разбудит.
Рюзгар, растянувшийся на постели, удовлетворенно кивнул ее словам. И протянул к возлюбленной руки.
— Нет, подожди, — негромко рассмеялась Нилюфер, сверкнув глазами поочередно на Рюзгара, и на Зарифа, присевшего на противоположный край кровати. — Я хочу от вас кое-что. Слишком несправедливо это: я подарила вам сына, скоро подарю дочь…
— Второго сына! — перебил Рюзгар.
— Дочь, такую же красивую и изящную, как ты! — настаивала Нилюфер, придя в объятия бывшего палача. От ее замечания Рюзгар захохотал было громогласно, но Зариф поспешно залепил ему рот ладонью: такой хохот кого угодно мог разбудить.
Поцеловав его ладонь, Рюзгар, посмеиваясь, указал на принца:
— Дочерей от него рожай. Мне давай сына, чтобы стал верным помощником Рахиму.
— Вот, снова! Вы снова требуете от меня сыновей и дочерей! — надула губки принцесса. — А сами меж тем не желаете одарить бедную женщину своими ласками! Нет, на тебя, Рюзгар, я обижаться не могу, ты стараешься каждую ночь, разрываешься между нами двумя. Но Зариф! — и она послала своему супругу взор, полный мягкой, но глубокой укоризны.
Рюзгар снова захохотал и предусмотрительно сам зажал себе рот руками:
— Сефев весь вечер выпытывал у меня секрет рождения Рахима! — хрюкнул он. — Но я не предал нашу тайну огласке! Пусть мучается и гадает, как нам это удалось.
Зариф виновато улыбнулся. Этот изощренный способ придумал он сам. Тогда, в другом борделе, тоже принадлежащем Рюзгару, они впервые втроем разделили ложе. Однако потребовались ухищрения, чтобы Нилюфер удалось получить семя Нарцисса.
Зарифу завязали глаза, чтобы его не смущали колыщущиеся груди принцессы. Нилюфер же пришлось сдерживаться и молчать, не прыскать смешками. Рюзгар потрудился тогда над обоими: одного довел до пика наслаждения, как Нарцисс ни сопротивлялся, а всё же старательный любовник добился своего — принц наполнил семенем его рот. После чего Рюзгар, не глотая, перешел к изнывавшей от нетерпения принцессе, так же припал губами к ее сочным лепесткам — и до щекотки, со всей силой легких вдул сохраненное семя в ее лоно. Нилюфер визжала, хихикала и брыкалась, называя себя надутой лягушкой. Она упросила для верности протолкнуть семя Нарцисса вглубь собственным стволом Рюзгара. Тот согласился, рисковать столь непросто добытым веществом он не имел права. Рюзгару пришлось снова нелегко: потребовалось много времени, чтобы довести Нилюфер до сладостных содроганий. И при этом он сам не должен был выстрелить в ее жадное лоно, чтобы не «подменить» будущего наследника. Когда же он посчитал возможным оторваться от полностью удовлетворенной принцессы и растянулся на постели во весь рост, у Рюзгара перед глазами плясали звездочки. А яйца и ствол грозились лопнуть с фонтаном застоявшейся крови. Тогда Зариф сжалился над добровольным мучеником — одного прикосновения его губ к головке Рюзгара оказалось достаточным, чтобы забрызгать принцу всё лицо.
…Затянувшееся молчание между троими не тяготило. Каждый знал, что вспоминает в эти мгновения другой, отчего на губах играют одинаковые смущенно-развратные улыбки.
— Хорошо, Нилюфер, — первым нарушил молчание Зариф. Потупился, словно не он был все эти годы властительным принцем-регентом, своей тихой речью вгоняющим в оторопь советников и министров. — Кажется, я успел достаточно привыкнуть к твоему роскошному телу. К твоим… грудям. Хотя, похоже, теперь они у тебя сделались еще больше, чем прежде.