Нарисуем
Шрифт:
– Так точно Пека не скроется, пока я тут? – тактично тему переменил.
Она пожала плечами.
– Тут мы еще избу-читальню открываем. Все книги, что он копил, отдали туда. И твои, что ты нам дарил, – тоже. Раньше он увлекался книгами. Надеюсь, хоть это вытащит его!
Откуда именно это его «вытащит» – она не уточняла. Но и не надо уточнять. Отовсюду!
– Сколько сил он в нее вложил! Задним числом узнала: свои ртутно-золотые бляшки растапливал, чтобы материалы купить.
То-то он зеленый такой.
– Все
– Нет.
– Знай теперь. «Вот приедет к нам Попик – будет где выступить ему»… Библиотеку-то поселковую сожгли…
– Господи! Библиотеку-то за что?
Она пожала плечами.
– Зато теперь вот! – подвела к окну. За окном (из щелей торчит вата… да, особо аккуратной хозяйкой она не была никогда) простирался бескрайний темный двор – как я понимаю, до Северного полюса… Прямо под окнами был детский городок, качели, карусель… тоже слегка обожженные, и рядом с ними поднималась избушка в четыре окна… и ее тоже сперва воспринял как часть детского городка. А это, гляди, центр культуры!
– Вот тут ты сегодня и будешь выступать.
«Да, – подумал я, – зал исключительный. В таком я еще не выступал». Но откликнулся, как всегда, с энтузиазмом:
– Молодец!
Это явно она все затеяла. Идея явно ее. Мне бы такую… в смысле – не идею, а жену! Проехали. Выбрал другую судьбу. Уступил, как я и все уступаю в жизни. Это я только в литературе лют!
– Ты, надо понимать, это придумала?
– Ну, не совсем я. Она всегда тут стояла… точнее, остов ее. Считается, что якобы декабрист один, довольно сомнительный, в сущности, для диссертаций сочиненный, отбывал тут. Ну я и уцепилась: мне много ли надо? Через свои связи в Министерстве культуры отбила ее. Кому что! – горько усмехнулась. – Некоторые дворцы хапают. А нам – это…
– Но мне изба эта дороже дворца!
– Пека тоже душой вложился. Какую-то особую бак-фанеру достал. Все мечтал: «Вот приедет Попик… Такой бак-фанеры он не видал!»
И вряд ли уже увижу где-то.
– Спасибо вам!
– Тебе спасибо, – проговорила она.
– Но хотелось бы заранее побывать там. Освоиться.
– Не волнуйся. Теплую атмосферу я обещаю тебе.
Я растаял. Но в некотором смысле – замерз. Особенно когда стоял у окна, любуясь местом своего будущего триумфа.
Я зябко поежился… и в комнате колотун.
– Да, кстати о тепле, – вскользь заметил. – Я тут сдуру, – повел плечами, – по-московски к вам прилетел, налегке. Нет ли чего накинуть… потеплей?
– Сделаем, – кратко сказала она, вновь уже погруженная в какие-то мысли.
– А Митька неужели ж не сможет прийти? – высказал я свое, но, как часто мне «везет», угодил в самую больную точку.
– Нечего ему делать тут! Папа звонил: похоже – последний шанс устроить Митьку в нормальную школу!
– Что, в Москве? –
Вот тебе и изба-читальня!
– Ты с Луны? Что сейчас творится в Москве!.. В Англии!
– Конечно, конечно, – растерянно забормотал я. – В Англии – о чем речь!
Для этих слов, видимо, и был вызван.
– Так заставь этого хрена ж..у поднять! Что он расселся тут… навеки, что ли?
Вот и моя роль! А изба – это так… декорация первого акта.
Расстроился я. Ну ничего! Выступлю нормально. И после посещения больницы я выступал… и непосредственно после посещения морга… и никто не заметил абсолютно ничего. Публика хохотала. Выдюжим.
– Папа говорит: еще что-нибудь он отмочит, и любая страна мира будет закрыта для нас!
– А наша? – вырвалось у меня.
– А что здесь делать?
– А что мы все здесь делаем? Зря?
– Сутулишься ты у меня. – Она смотрела на меня с жалостью… и с любовью!
– Я у всех сутулюсь.
Инна лишь махнула рукой. Из маленькой спаленки доносился храп. Пошла будить.
– Вставай, морда! Может, помнишь хоть, у друга твоего выступление сегодня.
– Когда? – прохрипел Пека.
– В восемь.
Пека тупо молчал.
– Могу и не выступать! – вырвалось у меня.
Пека стал одеваться…
– Рано еще, – подвиг его я оценил.
– У меня совещание, – заносчиво Пека сказал.
– Знаю я эти ваши совещания! – рявкнула Инна. – С прошлого принесли тебя!
– Так мы это… делаем бизнес-план, – пробормотал Пека. – Рудник им закрыть я не дам!
Да. За Англию с ним трудно будет пропаганду вести!
– Кому ты не дашь? Ты знаешь хоть, с кем борешься?
– Получше тебя! А если не врубятся – снова заляжем в рудник.
– Да кого это трогает! Павлунько убили – мало тебе? Ты-то хоть останешься со мной? – вдруг повернулась ко мне.
– Нет, к сожалению.
Куда он – туда и я. Пусть и не думает никто, что я сюжет этот бросил. Самый разгар!
– Пойду прогуляюсь перед выступлением, – мягко пояснил я. – Голова что-то побаливает…
После прогулки она несколько сильнее побаливала… но я забегаю вперед.
– Ну иди. – Взгляд ее окончательно угас: и этот безнадежен.
Но и тут не сломалась она, продолжала командовать:
– Ну ты, друг! – к Пеке обратилась. – Может, дашь шубу свою драную, которую уже на помойку пора, своему другу? Внимания не обратил? Он в костюмчике появился.
– Шубу не дам! – мрачно Пека отвечал. Конечно, такой «прикид». Пека и шуба неразделимы! – Климкостюм могу дать.
Не хватало еще мне какого-то непонятного «климкостюма».
– В климкостюме пусть полярники ходят. Тогда я ему дубленку твою дам.
Пека сопел обиженно. Видимо, и дубленку жалко. Предпочел бы, наверное, чтобы я замерз. Но все же к дубленке спокойно отнесся – видимо, не так прикипел.