Нарисуй меня хорошим. Книга 2

Kerry

Господи, что?

Я вскочила со своего места, протолкнулась сквозь толпу к выходу и выбежала вон. Глаза жгло, в груди горело, слова судьи пульсировали в моей измученной голове. Мне хотелось кричать от несправедливости, но казалось, что я лишилась голоса. Я всерьез опасалась, что Беляева могут оправдать, хоть и не могла найти хоть одну вескую для этого причину. Но, слово судьи — закон. И если это действительно сбудется, я отказываюсь следовать этим законам.

Горите в Аду, кто придумал

этот свод правил. Тот, кто придумал апелляцию. Тот, кто придумал адвокатов.

Обескураженная, я прислонилась спиной к стене и прижала к лицу холодные ладони, даже не заметив, окружающих меня людей.

— Вася? — услышала я тихий, знакомый голос. Открыв глаза, я увидела стоящего передо мной Рэя. А следом и Аллу.

Что они здесь делают?

Мои руки и ноги одеревенели. Меньше всего я ожидала их встретить. Мы не виделись после того случая, потому что я отрезала какое-либо общение. Я исключила их из своей жизни, как лишнее напоминание о прошлом.

Боже, Рома, неужели это ты?

— Как все прошло? — аккуратно поинтересовался Рэй, будто боялся, что рассыплюсь от его дыхания. А когда его рука потянулась к моему лицу, я отпрянула, и ноги сами понесли меня вперед.

Оставьте меня в покое! Прощу!

За секунды я выбежала на улицу, забыв про верхнюю одежду, и влетела в нашу припаркованную около здания машину. Поджав ноги, я впилась пальцами в собственные колени так сильно, что почувствовала боль от ногтей. Качаясь взад и вперед, я чувствовала подступающий тошнотворный комок.

Нет. Нет. Нет. Это не может быть правдой. Я сплю.

Через несколько минут, на водительское сиденье опустилась мама и взяла меня за руку.

— Милая…

— Я больше так не могу, — проскулила я, уткнувшись носом в колени.

— Знаю, детка, — горько выдохнула она. — Ты главное не накручивай себя. Врач запретил тебе переживать…

— Так какого черта ты притащила меня сюда?! — взорвалась я и поддалась истерике.

Глаза мамы потускнели. Она достала из бардачка пачку папиных сигарет, чиркнула зажигалкой и сделала несколько затяжек. А потом, закашлявшись, выдохнула густую струю дыма.

— Так нужно, дочка. Если мы будем игнорировать заседания, то есть вероятность, что его отпустят. Ты должна набраться сил и протестовать. Только так мы добьемся справедливости…

Казалось, что не существует того человека, который понял меня по-настоящему. Они не хотят меня слышать.

— Господи, Мама! Нет никакой справедливости! Блеф! Все подстроено! Мне плевать на эти заседания! Мне плевать на всех них!

— Мы справимся…

— Ты ничего не понимаешь! Вы все издеваетесь надо мной! Вы ничуть не лучше Беляева! Хватит терзать меня! Я больше этого не вынесу!

— Василиса, — мама повысила голос. — Успокойся, сейчас же. Я люблю тебя и только добра желаю. Как ты это не поймешь?

Кожу лица щипало от слез, а распухшие

веки давили на глаза. Мне было горько смотреть на маму, которая всем хотела мне помочь, но это было ей не по силу. Набрав последние остатки воздуха, я сделала вид, что успокоилась.

Накрыв ладонью ее руку, другую я прислонила к животу.

— Пожалуйста, мама, я больше этого не вынесу. Не заставляй меня вернуться туда. Я больше так не смогу…

Я хотела объяснить, как была истощена, даже во сне. Ни мама, ни папа, не знали, как мне тяжело на самом деле. Я просыпалась разбитой куклой и не могла полностью выплеснуть свои эмоции. Вся моя жизнь видеться мне в черном цвете. Я сломлена. И я рада бы ничего не чувствовать, но эта боль…Мы считаем пустоту худшим ощущением — это не так. Что может быть хуже этой бесконечной тишины внутри меня и этой фантомной боли, которая сильнее реальной? Мне постоянно кажется, что я исчезаю, но не могу сделать этого полностью. Просыпаясь, я боюсь жить дальше. А я не хочу бояться. Так что мне нужно сделать, чтобы прекратить бояться?

Я рвала на куски нераскрытые письма от Беляева и выкидывала их в окно. Даже не знаю, зачем сохранила их. С кухни доносились громкие возмущения родителей по поводу решения суда. Мне хотелось стать глухой, чтобы больше никогда не слышать эти разговоры. Казалось, что весь мир шепчется за спиной, когда я прохожу мимо.

Пора принимать взрослые решения. Пора.

Отчаянно решив, что я могу это закончить, мои руки потянулись к пачке с лезвиями. Проскочив мимо кухни, я заперлась в ванной и включила воду. Тяжелое дыхание сопровождалось громкими ударами сердца. Обняв рукой слегка округлившийся живот, я мысленно попросила прощения, но вместо ответа почувствовала только слабую пульсацию.

Вдох, выдох. Вдох, выдох.

Я качаюсь на адских качелях, которые собственноручно сделал когда-то Ваня для меня. Пора с этим кончать.

Острое лезвие коснулось тонкого запястья, и я притормозила. По руке покатилась тонкая, кровяная струйка.

Ну вот и все. Сейчас, все закончиться.

Но в дверь легонько постучали.

— Вась, — позвала меня мама, встревоженным голосом. — Вась, открой.

Я закрыла глаза и приглушенно разрыдалась.

— Василиса, открой, пожалуйста, — мама не переставала стучать в дверь. — Иди, поешь. Я сварила твой любимый суп. Тебе станет легче, девочка.

Лезвие продолжало колоть кожу, и я сама не заметила, как оно вошло глубже в руку.

— Вася, ты слышишь меня? Ответь, дочка. Открой мне. Давай поговорим.

Ее мольбы ушли на второй план, и я скатилась на пол, истекая собственной кровью. Дыхание стало заторможенным. Пульс замедлился. Страх ушел. Наконец-то, мне стало спокойно.

Прости меня мама. Прости меня папа. Я плохая дочь. Я плохая.

Глава№ 2. Вася