Нарисуй меня хорошим. Книга 2

Kerry

— Вася… что я с тобой сделал?

— Ну, давай же, — послышался нетерпеливый голос за спиной. — Поторапливайся.

— Сейчас-сейчас…

Нащупав в кармане вилку, которую виртуозно стащил, я развернулся к бугаю.

Один хороший удар по крепким икрам и вот он уже сидит на коленях, а мои пальцы сжимают его волосы. Я подставил к горлу вилку заточенной стороной.

— Эй, парень, ты чего? — от былой смелости не осталось ни следа.

— Ты ведь хочешь знать, что я сделал с ней?

Все семеро козлят замерли. Подойти

ко мне, когда в моих руках их мамочка, они не решались.

— Пусти его, — вступился кто-то из толпы.

— Не-а, — усмехнулся я. — Представление только начинается. Я могу показывать то, что сделал с ней, хоть до морковкиного заговенья.

Когда Бугаю вернулись его же слова, он начал брыкаться.

— Тихо, тихо, милая, — острый конец вилки воткнулся в его шею, и цыплёнок замер. — Молодец. Послушная девочка.

Черт. Я снова это чувствовал. Все было, как тогда с Васей. Мое тело наполнялось какой-то дьявольской силой, и мне нравилось ей упиваться. Я не мог насытиться. Мне хотелось больше. Будто когда чья-то жизнь в моих руках, у меня повышается тонус…

— Странно, — я разочарованно поджал губы, — моя девочка пронзительно кричала, а ты почему-то молчишь. Не порядок, — на этих словах, я засадил импровизированное орудие на полсантиметра в мягкие ткани.

И, воу-ля, он уже кричит, как годовалый младенец.

— Перестань, — взмолился парень. — Остановись.

Я равнодушно замотал головой.

— Нет-нет. Она просила не так. Она говорила: «Не надо, Ваня…не надо». Давай, попробуй, у тебя получиться.

Он тяжело сглотнул.

— Не надо, Ваня, — проговорил он.

— Неубедительно. Попробуй ещё раз.

— Не надо, Ваня! — крикнул он и стыдливо опустил голову. — Не надо!

Дело сделано. Их мнимая решительность размазана по моей подошве.

— Умница, дочка, — я отпустил его голову и дал хорошего пенка. Летящего бугая встретили товарищи. Рукой он зажал рану на шее. Теперь он походил на мокрую крысу, которой отрубили хвост.

— Ну, — гаркнул я и направил вилку на толпу, — кто ещё хочет знать, что я сделал с ней? Ну, давайте! Кто следующий?

Недолго думая, парни начали расходиться. Шоу закончилось. А жаль, я только завелся.

Смутно помню, как я оказался в камере. Но отчетливо помню удары дубинок, которые продолжались около десяти минут. Большие дяди в форме решили воспитать непослушного мальчика.

Ха, вы опоздали, парни. Лет так на десять.

Меня они ничуть не напугали. Я очень давно перестал чувствовать боль. Я вообще перестал что-либо чувствовать. Меня больше волнует то, что мне придётся пролежать на шконке около недели — голову раздуло, как воздушный шарик. Я даже не пойму, какое сейчас время суток. Перед глазами темнота…но всему виной распухшие веки. Зато, есть время подумать.

Сегодня агрессия снова наполнила меня, хотя я думал, что с яростью покончено. По всей видимости, мой внутренний Зверь не погиб, а притаился засранец и ждёт нужного момента, чтобы вырваться наружу. Я

помню, как завёл его. Это было много лет назад, когда по трагичной случайности, мне пришлось отбывать срок за убийство. Тогда этот лохматый зверёк попросился на ручки и я не смог отказать этому малышу. Мы быстро подружились. Он помогал мне справляться с однокамерниками, которые хотели нам навредить. Зверь накидывался на них и рвал в клочья. Наедался и калачиком спал у меня на груди. Я рос и он рос вместе со мной, пока не превратился в кровожадное животное. Необузданное и безжалостное. Вот тогда-то я потерял над ним контроль. Он вылезал наружу произвольно и делал грязные вещи.

Только Вася могла утихомирить его. Правда, лишь на время. Зверь робел, когда нежные руки чесали его брюшко. И млел, когда его гладили по головке. Но, хищника невозможно одомашнить, его истинная натура всегда будет преобладать над остальными чувствами. И когда ничего не подозревающая Вася отвлеклась, Зверь накинулся её и разорвал её тело на куски.

Она лежит на каменистом берегу, под мостом, и едва дышит.

— Что ты натворил? — спрашиваю я Зверя. — Что ты сделал?

Зверь молчит и часто дышит. Он насытился ею сполна.

Я смотрю на свои руки. Они трясутся. Лицо щиплет от царапин, которые так яро оставляла Василиса. Ох, она боролась до конца. Но Зверь сильнее. Я сам не в силах с ним совладать.

Мне хочется пожалеть её, прижать к груди, но она такая измученная, такая хрупкая, что мне страшно прикоснуться к ней. По всему ее телу — синяки. Часть ее пепельных волос касаются реки.

Я поднимаю подбородок к ночному небу. Возможно, пойдет дождь, и уровень реки поднимется. Аккуратно беру ее на руки и отношу подальше от линии берега. Она такая легкая. Невесомая.

— Все будет хорошо, — шепчу я, убрав несколько окровавленных прядей с ее лица.

Зверь разбил ей голову. Он ненавидел ее. Ненавидел за преданный щенячий взгляд. За ее жалобные просьбы: «Вернись, Ваня…Прекрати, Ваня…Пожалуйста, мне больно, Ваня…». Этими словами, она постоянно напоминала ему, какое он на самом деле чудовище.

В дали слышны звуки приближающейся колес. Пора сваливать. Моя машина хорошо спрятана, поэтому я не сразу вспомнил, где ее оставил.

Двери машины открыты нараспашку, поэтому я легко влетаю в салон и сажусь на водительское кресло.

— Теперь, ты доволен? — спрашиваю я Зверя, но тот лишь виновато скулит. Он оплошал. Сильно. Это лишь пес, озлобленный на весь мир.

Я не спешу включать зажигание — жду, когда проедет услышанная мной машина. Свет от фонарей попадает в салон, но я незаметен. Я и Зверь хорошо притаились.