Нарисуй меня хорошим. Книга 2
Шрифт:
А главный — что я сделала не так?
И что-то мне подсказывало, что я совершила эту ошибку не сейчас, а намного раньше.
Через несколько минут мы резко тормозим, Ваня глушит мотор и застывает в раздумьях. Невозможно понять, что у этого парня на уме — глаза пустые, на лице ни одной эмоции, — и его временное безучастие в этой жизни, невольно наводит на дурные мысли.
Теперь, мне страшно. Снова.
— Давай вернемся, — практически скулю я. — Я хочу к ребятам.
Игнорируя мою мольбу, Ваня достает
— Ваня?
Мгновение, и он смотрит на меня в упор.
— Ты можешь захлопнуться или нет? — его голос холоден, как лед. Замораживает и пробирает до костей.
Я охаю. Мое сердце сжимается в кулак. Я готова расплакаться, но из последних сил стараюсь держаться, ибо сегодня, обещала себе не реветь. Поджав дрожащие губы, я отворачиваюсь к запотевшему окну и незаметно вытираю намокшие ресницы. Обида терзает душу. Снова.
За окном непроглядная тьма. Я не понимаю, где мы, зачем мы здесь, но и спросить об этом не решаюсь. Мне хочется верить в лучшее. Мне хочется верить Ване. Я больше не хочу его терять.
Порой мне кажется, что мы, как две веревки одной качели. Если рвется одна — другая берёт весь груз на себя. Только правда в том, что мое крепление надежней, да и нитки прочнее, а чарт Ваня постоянно срывается.
Мне хочется спасать его.
Но, только через некоторое время я пойму, что своими благими намерениями, самостоятельно вытоптала себе дорогу в Ад.
— Мне холодно, — признаюсь я, когда кончики пальцев начинает покалывать.
Ваня выбрасывает окурок в окно, выходит из машины и через мгновение открывает пассажирскую дверь.
— Выходи, — грубо приказывает он, смотря на меня сверху вниз так, стоя кажусь ничтожной мышкой. — Давай.
Я лихорадочно трясу головой.
— Не нервируй меня, Вася! Выходи из этой чертовой машины!
— Не хочу, — жалобно отвечаю я, и тогда он вцепляется в мое запястье, силой вытаскивает из салона и тащит по заросшей сорняками тропинке.
Когда глаза привыкают к темноте, у меня появляется возможность осмотреться. Это лес. Он темный. Жуткий. Даже деревья мне кажутся злыми.
Я вся съеживаюсь от холода, страха и чувствую дрожь в коленках. Ваня продолжает тянуть меня за собой, отчего запястье начинает ныть от боли, а ноги щипать от мокрой, режущей щиколотки, травы.
— Пожалуйста, — изнемогаю я и пытаюсь вырвать руку из его хватки, — давай вернемся.
Неожиданно для меня Ваня останавливается. Смотрит диким взглядом и мое тело цепенеет.
— К чему такая паника, Василиса? — бездушно интересуется он, и я чувствую, как на моей руке сжимаются холодные пальцы. — Я приготовил тебе сюрприз. Всего лишь небольшой презент. Тебе понравиться.
Он лукавит и даже не старается показаться правдивым.
— Нет, — отказываюсь я и иду обратно. — Хватит с меня этих подарков.
Мне удается сделать только шаг, потому что импровизированный наручник тащит меня за собой.
— Пошли, я сказал! — рычит Ваня, и я забываю о нашем примирении. Его напросто не было. Между нами все тот же холод. Пропасть. Бездна. Я наивно решила, что больше никогда не буду бояться его, но сегодня, эта боязнь выросла до самой критичной отметки.
Спотыкаясь, я прошла еще несколько метров, но когда Ваня резко становился, мой нос уткнулся в его каменную спину. Боль пронзила переносицу. Проморгавшись, я разглядела окружающую меня местность.
Кладбище.
В воздухе застыл ужас. Что-то крайне зловещее окутывало мой разум. Небольшая площадь с несколькими могилами, но этот островок, кажется мне самым жутким местом на планете.
Испуганными глазами я смотрю на Ваню, губы которого трясутся в ненормальной ухмылке. Сумасшедший взгляд, который словно искриться безумием, лишает его какой-либо человечности. Он звереет.
Нет. Нет. Нет. Этого нельзя допустить…
— Ваня, пожалуйста, — слезно молю я, надеясь на его благоразумие. — Это злая шутка. Мне очень страшно здесь. Ты добился своего. Прощу тебя, давай вернемся.
Оставив мою мольбу без ответа, Ваня толкает меня вниз, отчего мои пальцы утопают в рыхлой могильной земле, а локти карябают жесткие, искусственные цветы от похоронных венков. Тяжелый запах сырой почвы врезается в нос.
— Что ты делаешь?!
Тело пронзает дрожь. Глаза зажгло.
— А ну-ка, давай-ка, сюда посмотри, — смеясь, напевает Ваня, чиркая перед моим лицом зажигалкой, но когда я не слушаюсь, он впивается в мои волосы и силой задирает голову. — Смотри, говорю!
Невольно глаза пробегаются по потертым буквам. Эпитафия на надгробие говорит сама за себя:
МОРОЗОВ ВЛАДИСЛАВ КИРИЛЛОВИЧ.
ХОРОШИЙ СЫН. ЛЮБИМЫЙ ВНУК.
ПОМНИМ. ЛЮБИМ. СКОРБИМ.
Неживой взгляд на старой фотографии, словно охотничий нож, вонзается мне в лоб. Владик…он тоже ненавидит меня. Даже через необычайно грустное изображение, я чувствую, что он смеется надо мной. Теперь, их тут двое, кто жаждет отомстить мне.
— Узнаешь парня? — через смех, шипит Ваня. — У него сегодня тоже праздник. В этот день он сдох!
Я судорожно глотаю воздух и стараюсь оторвать его руки от себя, но он в разы сильнее. Кажется, что от ужаса, я вот-вот потеряю сознание.
— Почему ты не поздравила его? — непринужденно продолжает он, словно мы обсуждаем погоду. — Ты принесла ему конфеты? Принесла?! — он сильнее натягивает волосы.
— Ваня, прекрати! — взвизгиваю я, когда он прислоняет мое лицо к холодной плите. — Перестань! Ваня!