Нарисуй узоры болью...
Шрифт:
Таня весело рассмеялась, чувствуя, что, возможно, это так прекрасно, когда есть возможность просто поговорить с кем-то, а не искать себе лишние приключения на голову.
Она давно не чувствовала себя действительно счастливой, но, тем не менее,
– Сомневаюсь, что из меня получится хорошая правительница. Я сейчас не чувствую мук совести, а они должны быть у доброго человека.
– Зачем быть доброй? – удивился Бейбарсов. – Разве доброта приносит счастье, удачу, что-то хорошее? Сомневаюсь.
Таня, недоумевая и не до конца понимая, что именно он имеет в виду, пожала плечами, словно спрашивая, что Глеб ещё собирается сказать. Он улыбался и, кажется, пока что не спешил задумываться относительно собственных слов хоть о чём-то, но был ведь какой-то смысл и в этих немых паузах.
– Знаешь, возможно, править придётся действительно жестоко. Но люди привыкли, а после Чумы любое послабление покажется им идеалом.
Гроттер даже не стала вспоминать о том, где жила до того, как победила в “Тибидохсе”. Смешно просто, как она умудрилась вырваться оттуда, так и не умерев по пути, но это следовало считать хорошим, положительным качеством и огромным плюсом для собственной жизни. Конечно, она сильно мечтала об одиночестве, но да и оно сейчас казалось не слишком-то и важным, если так уж и думать о том, чего следует ждать в
Гроттер прекрасно это понимала, поэтому не решалась спорить с судьбой. Её мысли были логичны – спокойны и равнодушны, будто бы на самом деле не существовало совершенно ничего, что могло бы нарушить их спокойную вереницу.
Счастье существует. Оно порой бывает призрачным, удивительным, но, тем не менее, оно существует.
– Может, ты и прав, - кивнула Гроттер. – Может быть, действительно следует просто держать этот мир в своих руках, а дальше – пусть будет то, что будет… А если не захочется править, всегда можно сбежать на противоположном конце вселенной.
Она подняла глаза к потолку. Узоры, которые были там нарисованы, на самом деле оказались не кровавыми. Это была даже не краска. Это были узоры, нарисованные болью на сердцах.
Места, где проводили ножом, давно превратились в грубые шрамы, вот только те всё равно казались кроваво-алым узором, который способен всё ещё разрушать и уничтожать изнутри собственное спокойствие.
– Я тебя люблю.
Гроттер взмахнула рукой, указывая на стену, словно собираясь что-то сделать, но не решаясь, и наконец-то растаяли узоры, которые только были там нарисованы. Боли больше не было, она просто растворилась. И наплевать на то, что подумают остальные.
– Я тоже тебя люблю, Гроттер, - а подтверждение, может быть, уже пришло.