Наркосвященник
Шрифт:
Лицо Шауля отражалось в зеркале заднего вида, и по его выражению никак нельзя было заподозрить Шауля во лжи. Это еще раз доказало Сэмми то, что он и так знал: Шауль соврет – недорого возьмет. Сэмми всегда что-то настораживало в личном деле Шауля, но не то, что в нем было отражено, а то, что в нем отсутствовало. Было непонятно, существовали когда-либо отсутствовавшие страницы вообще, или кто-то наверху в департаменте взял на себя труд изъять их.
Миссис Гродман внимала рассказам Шауля про кузена Моше, а также прислушивалась к урчанию в своем желудке. Сэмми вспомнил, что она хотела есть. Он
Он повернулся назад:
– Тут есть одна проблема...
Какая-то машина вдруг собралась его подрезать, как раз в тот момент, когда он отвернулся. Сэмми ударил по тормозам. Эдвард Салман сполз еще ниже. Он дрожал, едва касаясь сиденья краем спины, пока не сполз на пол окончательно.
– Что за... Только не говорите мне, что вы чем-то обидели этого парня! – вскричал Шауль.
Машина проехала через две разделительные полосы и затормозила. Сэмми не обращал внимания на крики других водителей и гудки. Он просунул руку под голову Салмана и повернул ее к свету. Затем попытался нащупать пульс на его шее и совсем не удивился, когда обнаружил, что пульса нет.
– Похоже, инфаркт. – Это было сказано специально для миссис Гродман.
– Да? А откуда же тогда кровь у него за ухом? – спросила миссис Гродман.
9
Лучший ресторан в Рамалле, а может, и во всей Палестине назывался "Аль-Бардони". София знала, что ее отец и Эдвард Салман планировали поехать туда вместе.
– Так как ты собирался туда попасть, дядя Тони? – спросила она.
– Как я собирался туда попасть?
Было двенадцать дня. Элиас Хури договорился о встрече с юристом в час дня, но когда пришло время выходить из дома, он оказался слишком слаб для путешествия в Рамаллу. София была рада заменить его, но она уже опаздывала на встречу.
– Ты не собирался заезжать в Вифлеем, а хотел ехать прямиком в Рамаллу? – продолжала София.
– Нет.
– А что вы здесь делаете с отцом Дэвидом?
Она обернулась к Дэвиду, и он улыбнулся ей в ответ. Это была теплая улыбка, но, наверное, недостаточно духовная. Скорее даже распутная. Но сказать ему было нечего.
– Он хочет снять твою квартиру? Да, отец Дэвид?
– Зовите меня просто Дэвид, – попросил Дэвид, – пожалуйста.
– Вы хотите снять эту квартиру?
– Да, именно. Отличное место. Замечательно, что это Иерусалим.
– Именно то, что вы искали, не так ли? – поддержал разговор Тони.
– Точно.
Дэвид снова улыбнулся Софии. Она вопросительно взглянула на него, похоже ожидая продолжения объяснений.
– Я хотел уединиться. Мне нужно место для размышлений, – сказал он.
– Итак, все счастливы, – подытожил Тони, – поедем в Рамаллу и завершим все дела. Да, Дэвид, забыл спросить, у вас есть водительские права?
Дэвид кивнул. У него их было несколько.
– Тогда давайте возьмем машину напрокат.
Они спустились по улице вниз, и потом опять стали подниматься вверх к Дамасским воротам. Пункт проката машин был совсем рядом, через стоянку, где парковались шеруты, на дальнем
– Если поймают, вас ждет тюрьма.
Машина стояла перед пунктом проката, это был средних размеров "фиат". Заполнив прокатные документы, Дэвид вышел из конторы, позвенев ключами в сторону Софии, которая стояла в ожидании на краю улицы.
Тони вышел из проката следом за ним, неся в руке одолженную им куффийю [32] .
– А это зачем? – спросил Дэвид.
– Это для вас. Новый закон. Все иностранцы обязаны носить ее.
Дэвид перевел взгляд с Тони на Софию. Она кивнула. Прошло еще пара секунд, прежде чем он догадался, что они шутят.
32
Куффийя – шарф у мусульман, который носят на голове в виде чалмы.
– Это на всякий случай. Если она будет лежать за стеклом, все будут знать что мы палестинцы.
Дэвид взял у него шарф.
– Я могу надеть ее. Пусть я буду похож на Ясира Арафата. Хочу доказать свою солидарность.
– У вас не получится, – возразила София, – Арафат носит ее подвернутой в трех местах спереди, но это национальный секрет, как ему это удается. Все дело в том, что его куффийя делается у Пьера Кардена специально для него.
Дэвид положил куффийю на сиденье, между ног. Тони сел рядом с ним. София устроилась на заднем сиденье. В машине не было кондиционера, и при открытых окнах ей приходилось кричать, чтобы ее слышали.
Она спросила у Тони, как он думает, удалось ли Эдварду Салману встретиться с судьей. Изначальная идея состояла в том, что ее отец должен был написать заявление, но теперь это сделает Тони. Но что последует дальше?
Тони был слишком толст для того, чтобы повернуться на сиденье в сторону племянницы. Он кричал ей в ответ через плечо:
– Эдвард собирается получить предписание суда, что ваши соседи обязаны жить с вами в мире. Судья, по идее, должен принять нашу сторону, и тогда они успокоятся.
– Так если он все сделает сам, значит, нам и не надо туда ехать?
– Мы едем обедать в "Аль-Бардони".
Тони не хотелось сейчас обсуждать проблемы своего брата. Тем более что на самом деле они представлялись ему трудноразрешимыми. У всех хевронцев были какие-то инвестиции или недвижимость в Палестине, и мало кто из них всерьез думал о том, чтобы все это бросить и куда-нибудь уехать. Вифлеем и Рамалла – другое дело. Там у всех имелись родственники за границей, почти все там знали хотя бы один иностранный язык, а многие по два и по три. Хеврон был иным, и он все больше претендовал на то, чтобы стать сердцем Палестины. Проблемы Элиаса Хури и его соседей и эта Битва За Куриную Ферму – не более чем еще один инцидент в хевронизации Палестины.