Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации

Шредер Эрик

«Один раз, – рассказывает судья Ибн Бухлул, – я снова прибыл ко двору и ожидал своей очереди, чтобы вместе с остальными быть принятым в галере. И снова мне оказали предпочтение и вызвали к халифу первым.

Когда меня ввели в приемный зал, Муктадир вместе с визирем Сулайманом и Али ибн Исой обсуждали государственные дела.

– Мы вполне удовлетворены, Ибн Бухлул, – сказал халиф, заметив меня, – как твой представитель управился с делом по продаже наших поместий в Ахвазе, но Ибн Харис написал мне, что ему удалось поднять цены и покупатели согласны заплатить дополнительные деньги. Единственное их требование состоит в том, что сделка должна быть окончательной и официально заверенной мною лично,

иначе люди отказываются платить. Поэтому я составил контракт о продаже с моей подписью и печатью. Возьми его и отошли своему поверенному в Ахвазе.

Тут надо заметить, что мы не ладили с Ибн Харисом и, клянусь Аллахом, не я был в этом виноват. Поэтому я решил воспользоваться возможностью и насолить ему, лишив его возможности присвоить себе часть денег с этого дела.

– Слушаю и повинуюсь, – ответил я, – но необходимо будет в сопроводительном письме указать точную сумму сделки.

Муктадир вопросительно и гневно посмотрел на Али ибн Ису. Тот, сильно смутившись, как я мог видеть, назвал цифру.

– Запиши эту цифру и ступай, – отпустил меня халиф.

Я пожелал ему процветания, простился и направился к выходу, но, так как мне было интересно, что он скажет дальше, я шел очень медленно.

– Что может быть более унизительным? – донесся до меня возмущенный голос халифа, распекавшего Али ибн Ису. – Почему ты не сказал мне эту цифру вначале и заставил меня спрашивать? Какой позор! Какой ужас! – продолжал повторять он. – Обязанность халифа – знать все подробности дела, каким бы незначительным оно ни было. Человек, с которым разговаривает халиф, не должен спрашивать разъяснений. Если он расскажет теперь об этом случае, это бросит тень не только на меня лично, но и на само звание халифа!

– Он твой раб, сын раба твоего, – оправдывался Али ибн Иса, – он получает подарки от тебя, он предан династии и вырос при дворе, нет ни малейших подозрений, что осмелится на такую дерзость.

Больше я ничего не расслышал».

«Ибн Кудайда, – продолжает свой рассказ Ибн Аби Алан, – не имел средств заплатить большую дополнительную сумму за свои земли, которую я занес на его счет. Однажды вечером он пришел ко мне домой и попросил принять его.

– Чему я обязан чести видеть тебя, Абу Джафар? – спросил я, вставая ему навстречу.

Он начал униженно и заискивающе объяснять свое затруднительное финансовое положение.

– Но что же ты хочешь от меня?

– Ты должен уменьшить мой налог и дать мне денег взаймы, – ответил он, – иначе я не смогу ничего заплатить.

Я немного снизил его налог и ссудил ему тридцать тысяч дирхемов, взяв с него расписку, составленную по всем правилам в присутствии свидетелей.

Прошло несколько лет. Все это время я придумывал всякие ухищрения, чтобы досадить моему врагу. Его дела шли все хуже и хуже. Наконец он совсем разорился. Тогда я потребовал с него свой долг. Он закрылся и не выходил из дому. Тогда я обратился к своему родственнику – судье, тот выписал ордер на арест и послал его начальнику полиции. Узнав об этом, Ибн Кудайда бросил свой дом и скрылся в неизвестном направлении. Судья приказал повесить на двери его дома прокламацию, призывающую его вернуться, но это не принесло результата. Тогда я обратился к Бариди с просьбой помочь мне разыскать своего должника. Бариди послал своих агентов, и Ибн Кудайда был пойман и доставлен в суд. Я предъявил свою расписку и потребовал, чтобы его посадили в тюрьму.

Судья заявил, что благородного человека нельзя и не обязательно держать в общей тюрьме с чернью, и поместил его в помещении рядом со своим домом. Тогда я снова обратился за помощью к Бариди. Я сказал, что Ибн Кудайда может подкупить стражу и бежать из такой ненадежной тюрьмы

в Багдад, где будет иметь возможность затеряться в большом городе и затеять опасную интригу против меня. Бариди поговорил с судьей. В результате было договорено передать должника в мои руки. Я снял дом за свой счет и поселил там Ибн Кудайду, его охраняли мои друзья и специально нанятые мной стражники.

Так он жил около года, не имея никакой надежды заплатить долг. Единственным его удовольствием были бесплодные мечты отомстить мне. Мне было все равно, когда он заплатит, я был уверен, что он никуда не убежит. Но вскоре он серьезно заболел. Его мать, моя дальняя родственница, пришла ко мне в слезах и попросила отпустить сына домой. Я сначала не хотел ничего слышать, но, когда мне сказали, что он при смерти, я уступил ее мольбам, заставив, правда, ее сначала поручиться за выплату его долгов.

Через три дня после возвращения домой он умер. Я конфисковал некоторые его владения в качестве компенсации долга».

– Как так случилось, Абу Касим, что ты разочаровался в государственной службе? – спросил я однажды Ибн Аби Алана. – Что послужило причиной?

– А причина вот в чем, – ответил мой дядя и начал свой рассказ:

«Абу Али Джубай [158] (великий богослов-рационалист), приезжая по делам в Ахваз, обычно останавливался у меня в доме. Я работал в администрации Ахваза и был также заместителем управляющего финансами, поэтому все дела проходили через мои руки. Фактически я управлял всей провинцией. Раз в году, когда приходил срок уплаты налогов, Абу Али Джубай приезжал в Ахваз, платил за себя (у него было поместье в Джуббе) и за тех, кто уже много лет пользовался его покровительством и поддержкой. Когда он приезжал в наш город, все относились к нему с большим почтением. Я решал все его дела с наместником. Наместник не был моим близким другом, и он не совсем точно представлял себе, какое положение занимает Абу Али Джубай, но и он обычно снижал налог для этого почтенного человека на треть, а то и на половину.

158

А б у А л и а л ь – Д ж у б а й (ум. 915) – глава басрийских мутазилитов.

Возвращаясь в Джуббу, Абу Али Джубай никогда не забирал себе весь доход от своих земель. Из того, что оставалось после уплаты налогов, десятую часть он раздавал бедным в качестве милостыни, остальное жертвовал членам своей религиозной общины. Единственное, что он требовал от них взамен, – это содержание в течение года одного из бедных студентов, слушавших его лекции. Содержание студентов, впрочем, было не очень обременительным делом, и на это уходило не более пятой части его щедрых пожертвований. Так он поступал каждый год.

И вот он, как всегда, приехал в наш город, остановился у меня, и я помог ему управиться с делами. Вечером мы сели отдохнуть и побеседовать.

– Абу Али, – спросил я своего гостя, – как ты думаешь, что будет со мной в будущей жизни, если в этой жизни я останусь верен своей профессии?

– О чем тут можно думать, Абу Касим? – ответил он. – Будь уверен, что, если ты умрешь, занимаясь тем, чем ты сейчас занимаешься, ты никогда не войдешь в Сад Наслаждений.

– Но почему? – удивился я его категоричности. – В чем моя вина? Я всего лишь служащий, почти что простой писец. Иногда, конечно, приходит человек и жалуется мне, что его налог сильно завышен. Я исправляю несправедливость – и он от чистого сердца и с радостью дает мне подарок. Иногда я беру себе то, что, возможно, принадлежит повелителю правоверных, но это я считаю частью добычи мусульман, на которую я имею полное право.