Народ на войне
Шрифт:
XXI. УЧЕНЬЕ И УЧЕНЫЕ
Написано на роду —
Быть на быстром нам ходу.
А кто носом в книжицу,
Тот с войной не движется
Эх, кабы сто лет нашему житью! А то ведь такого житья и до сорока не догонишь,— воюй и воюй, ни тебе минутки на обдумку.
Вот теперь навязалась на нас болячка эта — учеба. Да дай ты мне отвоеваться как след, всю желчь отвоевать. Прилипли мои ручки до амуниции, не
Дрожит во мне каждая жилка, только что винтовка с плеча, а он меня в книжку носом.
Теперь у нас что ни шаг, то учитель. А шагает народ и шагает, на ходу лучше университета обучается.
Шутка ли: голы, наги, безо всякой науки свою волю добыли, да еще и во вражьи руки воли не отдаем.
Не перечь ты нам выдумками. Разве ж можно нас теперь наукам учить, если мы еще в самом бучиле пузыри пускаем? Дай хоть на берег выплыть.
Теперь войну кончим, много в наших руках добра будет. Этому особо учиться надо, как добро между пальцев не пропустить.
Вот не знаю, сдюжею ли я, такой измордованный, настоящую науку принять? А до того охота! Кабы дорваться, знал бы, за что и войну отвоевал.
Думка одна, что упрусь после войны в самую науку, в мирное, для всех интересное.
Как в хате после пожару — и копоть, и воды, прислониться не к чему. Так и мы, пока не отстроимся.
Кто на нас работать захочет? Ученому угол нужен, стол нужен, и чернила, и покой, и чтоб над ухом стрельбы не было, чтоб возможно мозгами шевелить. А у нас где ж такое место?
Нельзя говорить «сидю»... а почему нельзя, никому не известно.
Я бы заставил ученых: наших парней, что поголовастей, всем своим наукам обучить. Обучили — их на покой тогда и до кончины поить-кормить. А уж наши дела пусть головастые парни все и устраивают.
Я бы всех этих ученых по шапке — да на остров. За границу бы не пускал, чтоб на нас чего не наготовили. И к делу бы не допускал, как бы с большого ума чего не натворили, учены больно.
Я бы все как есть науки перевел. Те же люди, те же руки, а как наука у кого в голове, сейчас и различие — то чиж, а то коршун; тот в гору, а тот в болото.
Я сколько врагов убил, а объяснить это как следует не могу. Завидую я ученым.
Для этого политика хороша, а не наука. Наука все про далекое, что в земле, что в небе; а политика в самый корень покажет, отчего какая кому жизнь и как эту жизнь переменить.
Ученых собрать, хорошо сговорить, чтоб добром и на совесть.
Вот и мы, бывало, у белых воюем, а разве полной силой? А для своей войны черезо все шагнем, всего довоюемся. Так и ученый — и он тебе из-под палки на весь мозг не наработает.
Так себе человек в очечках, ко всем добрый, ничего не замечает, хоть ты
Вошли мы в комнату, мороз в ней, как в поле, изо рта у нас иней. По стенам книг, на полках, до верху, на полу книги грудами. Стола нет, забрали, и сидит на книгах старичок, пуховым платочком позамотан. И книга в руках.
Когда всю мебель на дрова перевели, ничего он. Рояль рубить стали, сам еще и помогал. А до книг дошли — лег в стену носом, затосковал.
Мальчиком трудно мне грамота давалась: что и выучу, за игрой забуду. А говорят, как войну окончим, всех неграмотных в науку. Как подумаю такое, ажно в краску бросит. Теперь герой не хуже других, тогда сразу дурак дураком окажусь.
К нам кормный такой гражданин на фронт наезжал. Стихи свои потешные читал, про богов, про господ, про генералов. Стихи очень веселые. Но гражданин не понравился. Так что, что шутит? Он — он, а мы — мы. Мы во всем теснимся, у него жратвы, по лицу видать, сколько: вагон свой, отдельный. Одежда на нем только снаружи простая. У нас и свои шутники найдутся, да под них целых поездов не берут.
Картинок навезли, песни пели и стихи читали. Всё про врагов, очень потешное. Мы к ним в гости ходили. У них вагон свой, не то что наш брат друг на дружке в четыре этажа путешествует. В отдельном вагоне мы бы и не так еще запели, да заиграли, да стишки бы записали.
А ты мне в тифу со мной поваляйся на вшивой подстилке. Вот тогда я стишки прощу.
У меня дружок замечательно портреты рисовал. Чем хочешь рисует: угольком так угольком, хоть навоза куском. Он с меня такой портретик нарисовал, я девице его на память подарил,— так она говорила: лучше меня живого портрет этот был.
Подобрать придется самых хороших землемеров да инженеров, хоть силом, и пусть нам землю устроят, как во всех образованных странах.
Я бы всех ученых собрал, приставил бы к каждому красногвардейца, и пусть нас устраивают. Устроят, хочешь, с нами живи, хочешь, куда хочешь, хоть за границу.
Эти с жиру бесились, по-моему, всего им мало было, только б от дел отлынить. У них институт высший для лесников был, а верно, для неженых самых господ. Наивыдумывают: экое какое дело, дуб от елки отличить. Мы и без высшего образования умеем.
Подводная лодка была бы интересна, если б стеклянная была. А то стальная, воздух в ней дурной, помещенья не хватает, рыб не видать. А порча если, беда последняя. Могила она подводная, а не лодка. Степь куда веселей.
Мне шаг наш, так и то в ушах, вроде как нарочно выговаривает. Пуля мне песню поет, снаряд на трубе играет. Человек от раны воет, так и то я как бы лад какой-то слышу. У меня в слухе особенное.
Нашего брата учить куда выгодней, чем господ. Мыто уж ухватимся учиться, только допусти. Мы-то уж не баловни.