Народная агиография. Устные и книжные основы фольклорного культа святых

Мороз Андрей

[Во время войны в Луганске] бабка по Библии читала, што красный петух белово победит: красный петух – мы, а белый – немец [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, с. Нокола, зап. от С. С. Клочева, 1922 г.р.].

К Библии возводится и народное знание о евангельских событиях (разумеется, в народной интерпретации), и традиционные сюжеты легенд, и любое знание в области христианства (например, о святых, о праздниках православного календаря): Как был там Кирила Челмогорский ли, как ли. Святой. И вот эти изгнать-то хотели. Труфановцы… Казара-то (деревня Казариновская там, за озером, их так называли: «Ну, казара!»). И они хотели этова изгнать. Мать где-то там, в Библии, што ли, читала. Есть книги, наверно… [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, с. Орлово, зап. от Б. Г. Бархатова, 1949 г.р.].

Часто лексема книга употребляется в сочетании с атрибутивом божественная.

Использование этого термина применительно к магическим текстам зафиксировано в судебных делах XVII–XVIII вв., причем без различия предназначения заговоров: «Во многих заговорах образы мифологических персонажей переплетались с образами христианских святых […] Неудивительно поэтому, что магические действия нередко не осознавались человеком как противные христианской религии, а заговоры назывались не “ волшебными”, а “ божественными”» [Смилянская, 81].

Еще один эпитет, широко применяемый к книге, – старинная. Как известно, старое в традиционной культуре равнозначно авторитетному, проверенному временем, апробированному предками, в противоположность новому. Соответственно, книга, содержащая сакральную информацию, должна быть старой, старинной: [Осина плохое дерево?] Так плохое, я читывала в старинных книгах, что осина проклята Богом. Я вот читаю сейчас Новый Завет. [И это там написано?] Не в этой я книге читала, не в этой. Старинные божественные книги […]. А ведь осина-то: ветра нет, а листочки у ней всё равно она дрожит. Вот она проклята. А вот когда распяли Христа на кресте, то эти, воробьи, таскали гвозди, и они отдыхали на этой осине, а вороны кричали: «Так, так, так». Ворона ведь тоже проклятая. А воробьи тоже, потому что они таскали гвозди. Я уж не помню, в какой я читала книге. В старинной книге [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, с. Ольховец, зап. от А. А. Фадеевой, 1922 г.р.]. Приведенный пример интересен еще и противопоставлением Нового Завета и старинных книг. Возможно, здесь сыграло свою роль слово новый, тем более что название Новый Завет малоупотребительно в народной речи. Существенно чаще он называется Библией или Евангелием.

Вместе с тем представление о Библии (или о священной книге) как о старинной имеет и реальную основу: в деревнях были в употреблении именно такие книги, которые могли казаться старинными – четьи книги, приобретенные в церквах в XIX в., старообрядческие рукописные книги или печатные, оформление которых позволяло их счесть старинными; после массового закрытия церквей в 1930-е гг. богослужебные книги уносились жителями деревень домой и по сей день хранятся там. Книга, отождествляемая с Библией, характеризуется не только (и не столько) содержанием, сколько внешними характеристиками. При упоминании ее называются такие признаки: это книга старинная, большая, толстая, в кожаном переплете, с застежками: [Иконы у скрытников [8] были?] Были у них иконы, книжки… Большая така книжка… и вот она и читает – вот что вот сечас, как свергнут этово, президента-ну ой, Господи, да – самолёты ещё не летали тогда, ну пролетывали, она говорит: «Будут железные птицы – ну как железные птицы, будут железные лошади пахать». Тётушка Евдокия, ты что? Она: «Да вот будут. Вот не будете вы пахать на лошадях, а будут трактора, самолёты…» [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, с. Бор (Боро-Свидь), зап. от А. Е. Кропачевой, 1932 г.р.].

8

Скрытники, или бегуны, странники – старообрядческое беспоповское течение. См., например [Бубнов, 133–143].

Теми же признаками обладает Голубиная книга в духовном стихе: В долину та книга сорока пядей, Поперек та книга двадцети пядей [Кирша Данилов, 209–210]. В стихе «Идет инок по дороге…» книга, отождествляемая с верой, называется золотой:

Идет старец ис пустыни,Идучи он слезно плачет,Черноризец возрыдает.А навстречу ему Господь Бог:«Чево же ты, старец, плачеш,Черноризец возрыдаеш?» –«Как мне, Господи, не плакать,Черноризцу мне не рыдати?Как я млад зело пострихся,Я всех добрых дел лишился,Потерял ключи от церкви,И златую твою книгуОпустил я в Чермно море».И рече ему Господь Бог:«Ох ты стань, старец, воротися,Со слезами Богу молися.Сомучу Я Чермно море,Я найду ключи от церквиИ

златую Свою книгу,И вложу Я в тебя кротостьДо скончания твоего века,И введу Я тебя в свой град,Благословлю Я тебе твой дом».[Марков, 731, № 298]

Все эти признаки книги называются вне отношения к ее содержанию. Содержание же Библии, или божественной книги, передается, как правило, со ссылками на пересказ, услышанный от кого-то в прошлом. Особый интерес представляет образ человека, читающего эту книгу. Читатель Библии в таких нарративах представляет определенный тип, маркированный иначе, чем обладатель книги. Голубиную книгу вообще никто не может прочесть и не читает, зато царю Давыду просто открывается ее содержание, он узнает его и без чтения [Марков, 228, № 53]. Особого единства признаков читателя Библии нет: в разных нарративах они варьируются, но всегда такой персонаж отмечен как неординарный в каком-либо отношении. Обычно про читателя книги сообщается, что это был старик (старушка) – теперь уже умерший – с добавлением эпитета божественный. Несомненно, то обстоятельство, что персонаж читает Библию (книгу), характеризует его как праведного, способного, в отличие от других, жить по Божьим законам. Книга в таком контексте является синонимом веры. То же наблюдаем в духовном стихе:

…Уж мы видели, туры, башню новую,Уж мы видели стену да городовую.Выходила там девиця-душа красная,Выносила она книгу Еванделиё,Хоронила она книгу во сыру землю,Она плакала над книгой, уливаласе:«Не бывать тебе, книга, на святой Руси,Не видать тебе, книга, свету белого!» […]Не девиця входила душа красная,Дак не книжку выносила Еванделиё: […]Выходила запрестольня Богородиця,Выносила она веру християньскую,Хоронила она веру во сыру землю,Она плакала над верой, уливаласе:«Не бывать тибе, вера, на святой Руси,Не видать тибе, вера, свету белого,Те не утреннёй зари, да не вечерния!».[Марков, 609, № 211]

В нестарообрядческой среде часто читатель Библии – это старовер. Такие представления обусловлены и реальной ситуацией (в старообрядческой культуре книга играет существенно большую роль, чем у мирских, книги имеют и читают практически все), и особым отношением мирских к староверам в регионах, где две общины сосуществовали какое-то время вместе. В таких случаях мирские воспринимали староверов отчасти как странных (наиболее регулярно в подтверждение приводится обычай не давать чужим своей посуды), отчасти же как наиболее сведущих в вопросах веры, наиболее строго соблюдающих нормы христианского поведения [Никитина, 61–63].

Я хоть ишчё вот такая, подроском была, у нас был детко в деревне, фся диревня звала што – он был старовер, дак фсе звали дедей – у ёво вот такие были книшки, дак он фсё ц^читал, никому ни даёт, на книшках и спал, на лёжанке на пиц^че, зимой и летом, вот такие што: «Ой, дедя, ты фсё врёш! Книшки ц^читаш». – «Ладно, доживите, я-то умру, вы-то доживите, яготки [?], погодите». «Да, ой, дедя, да ты фсё врёш! Нушто мы доживём до такой… поры?» – «Доживите: весь белый свет будёт проволокой оведён, огняна птиця будёт летать, огнены кони по полю будут ходить!» – и дошло до нас [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, с. Хотеново, зап. от З. И. Конториной, 1918 г.р.]. Похожий пример про скрытников дан выше.

В приведенном примере примечателен способ обращения с книгами: во-первых, старик никому их не дает, оберегая свое сакральное знание. Это, вероятно, имеет под собой реальную основу: запрет на передачу своих книг мирским, – но одновременно осмысляется как естественное для любого знающего желание сохранить свое сакральное знание от профана. Второе – то обстоятельство, что старик на книшках и спал. Использование их не по назначению не смущает рассказчицу и свидетельствует скорее о большей связи старовера с сакральным миром книги (как было отмечено выше, обладание книгой равнозначно обладанию тайным магическим знанием).