Народная агиография. Устные и книжные основы фольклорного культа святых

Мороз Андрей

4. Специфика бытования пересказов книжных текстов тоже играет определяющую роль. Пока житие пересказывается собственно с целью передать его содержание и сохраняет связь с оригиналом, такой пересказ будет постоянно ориентироваться на исходный текст и тем самым останется защищенным от существенных искажений. Однако же как только книжный текст начинает пересказываться с другими целями, он становится самостоятельным, а контекст бытования накладывает на него черты того жанра, который в соответствующем контексте традиционно воспроизводится. Так, что касается легенд о святых, то они зачастую рассказываются непосвященным (чужакам) или частично посвященным (детям) с целью мотивировать местные культы и ритуальные практики. Соответственно, книжные жития получают в устных пересказах новое бытование и претерпевают изменения под воздействием условий их произнесения. При разговоре о соотношении книжного и фольклорного текстов агиографического характера неизбежно возникает вопрос о первичности: книжный ли житийный текст лежит в основе народных легенд и вообще представлений о святом, или, наоборот, житие основано на устных преданиях и легендах. Этот вопрос актуален уже очень давно, все известные

исследователи житийной литературы им задавались. Одна из задач, которую нередко ставят перед собой исследователи житий, – определить, в какой мере агиограф использовал традиционные житийные клише, в какой опирался на народные или «монастырские» легенды и, наконец, в какой мере основывался на реальных исторических фактах. Однако, если житийные клише, переходящие из одного агиографического сочинения в другое, относительно легко вычленяются, а достоверность исторических событий может быть проверена по другим источникам, то значительно сложнее оказывается увидеть в житийном тексте народную легенду.

Между тем путь от легенды к житию может быть весьма далек, устный текст часто претерпевает колоссальные изменения. К тому же такого устного источника может и вовсе не быть: несомненно, при предшествовавшем канонизации освидетельствовании мощей святого и опросе очевидцев чудес фиксировались рассказы об этих чудесах, ложившиеся впоследствии в основу житийных сочинений, однако правомерно ли определять все такие рассказы как легенды или предания и относить их к устной культуре, тем более не имея перед глазами собственно текста?

Исследование устной традиции, бытующей в районах особого почитания тех или иных святых, показали, что книжный и устный тексты могут соотноситься по совершенно разным моделям. Легенды и жития могут существовать параллельно, совершенно независимо одно от другого (как в случае со св. Александром Ошевенским), однако в большинстве случаев наблюдается влияние одних текстов на другие. Наряду с использованием устных легенд в книжных житиях широко распространено и обратное явление. В отличие от первого второе может быть проверено и доказано: всплеск фиксации народных нарративов о святых в последние два десятилетия объясняется не только сменившейся идеологической установкой собирателей и издателей фольклорных текстов, но и тем, что житийные сюжеты стали радикально более доступны для жителей даже весьма удаленных от религиозных центров населенных пунктов благодаря СМИ и другим современным средствам трансляции информации. Однако письменные источники ложились в основу народных легенд о святых и ранее: жития святых охотно читались и слушались крестьянами в XIX в. Влияние книжного текста на формирование устных легенд уже неоднократно описывалось на разном материале [Рыко; Каспина-2006; Фадеева], наиболее ярко оно заметно на примере с народным житием св. Кирилла Челмогорского (см. соответствующую главу настоящей работы).

Адаптация книжного текста к народному сознанию представляет собой «перевод» его на язык традиционной культуры, механизм которого может быть описан примерно так: полученная из «внешнего», нетрадиционного источника информация становится предметом устной передачи. При этом отсеивается постороннее, не поддающееся объяснению механизмами традиционной культуры, сюжет видоизменяется. Для его передачи рассказчик пользуется знакомыми и привычными понятиями, по-своему излагая события. Тем самым – сознательно или нет – дается и интерпретация излагаемых фактов, что позволяет говорить о своеобразной «народной герменевтике». Особенности этого «перевода» ярко отражают специфику народного культа святых. Кроме того, пересказы книжных текстов никогда не зависят от оригиналов в полной мере: они существенно упрощаются, поскольку для фольклорных нарративов нехарактерны многоэпизодные структуры и развитые сюжеты.

Вероятно, в связи с тем что пересказываемые таким образом события носят сакральный характер и их значимость ощущается в момент речи, ситуация подвергается не только толкованию, но и эмоциональной оценке. В ходе повествования сокращается пространственная, временная, психологическая и другая дистанция между событиями и моментом пересказывания, события помещаются в современность или близкое время и/или место, наделяются актуальными мотивировками, что способствует их включению в действующую систему ценностей. Излагаемые таким образом факты не существуют обособленно, рассказчик пытается объединить их с близкими по сюжету, персонажам, ситуации, звучанию и др. явлениями, устанавливая причинно-следственные и прочие связи событий различного характера. Даже в тех случаях, когда пересказывается конкретный текст, рассказчик включает в повествование известные ему из других источников факты близкого содержания, заполняя тем самым лакуны и проясняя не совсем понятные детали.

Именно такого рода тексты, находящиеся на границе фольклорного (коллективного) и индивидуального спонтанного творчества/воспроизведения, и легли в основу нашего исследования наряду с агиографическими легендами. В качестве дополнительного материала используются паремийные тексты, заговоры и молитвы и др.

Мы не привлекаем в качестве материала духовные стихи, поскольку их поэтическая форма способствует устойчивой повторяемости и не предполагает особой гибкости и импровизационности. Кроме того, этот жанр практически полностью прекратил активное бытование на территории, на которой нами проводились исследования, и не только не составляет активного знания наших информантов, но и весьма редко сохранил воспоминания о себе. Нас же интересует современное состояние и динамика народноагиографических текстов.

Народная агиография и народный культ святых

Понимая под народным культом святых их почитание в традиционной крестьянской среде и, соответственно, рассматривая его в контексте традиционных крестьянских верований и фольклора, позволим себе остановиться на особенностях концепта святости в традиционной культуре и специфики фольклорных представлений о святых. Оставим в стороне неоднократно обсуждавшийся в литературе вопрос о преемственности христианских святых по отношению к языческим

божествам и о замене культом некоторых святых почитания тех или иных языческих богов как в достаточной мере обсужденный, с одной стороны, и не имеющий прямого отношения к нашей теме – с другой. При рассмотрении фольклорной традиции как архаической системы, сформировавшейся еще до принятия христианства и впитавшей его позднее, как неизбежное внешнее влияние, часто забывают, что тысячелетнее существование народной культуры уже после принятия христианства не только заметно изменило саму эту культуру, но и сделало христианство неотъемлемой и крайне важной ее частью, органично вписало его в нее, так что сейчас нет никакой возможности говорить о «чистом», «древнем» фольклоре, игнорируя позднейшие наслоения. Соответственно, и святые давно заняли заметное место в системе персонажей ряда фольклорных жанров и в системе верований. Понятие святости настолько органично заняло свое место в традиционной картине мира, что возникло значительное количество святых, которых исследователи агиографии именуют «народными», то есть такими, почитание которых возникло «снизу» и преодолело преграды, ставившиеся ему на пути Церковью. Л. А. Дмитриев так характеризует это явление: «В народе стихийно возникали свои “народные” святые, которым приписывался дар чудотворений, и этими святыми были не подвижники христианства, а обычные люди, только с необычной судьбой. Такими святыми были Иоанн и Логгин Яреньгские, Варлаам Керетский, Вассиан и Иона Пертоминские, Кирилл Вельский и некоторые другие. К такому же роду святых относится и Артемий Веркольский. Почитание таких “своих” святых в народе в одних случаях преследовалось церковью […], а в других церковь волей или неволей включала их в число официально признаваемых святых. Легендарные предания об этих святых в тех случаях, когда церковь причисляла их к сонму признаваемых подвижников, облекались в форму житий. Такой характер носит и житие Артемия Веркольского» [Дмитриев, 259].

Заняв крайне важное место в народной картине мира, святые образуют особую категорию персонажей в различных фольклорных жанрах и народной мифологии, при этом соотносясь с другими типами персонажей. Это соотношение может строиться по различным признакам, но почти всегда святые занимают место в ряду персонажей, относящихся к сфере потустороннего, персонажей – не-людей. Даже в тех случаях, когда святой принимается за обычного человека и описывается как человек, на поверку оказывается, что это лишь обманчивый облик, маска, и за первым впечатлением всегда следует узнавание (СУС-750-753, 776 и др.). В актуальных верованиях, как и в «классических» легендах [3] , святые редко понимаются как обыкновенные люди, пусть даже и заслужившие милость от Бога, – заметно чаще считается, что они изначально обладали исключительными, чудесными свойствами; именно в этом видится их святость [Gudeman, 710]. П. Иванов и В. Измирлиева отмечают на болгарском материале, что святость в народной религии «понимается исключительно в категориях богоизбранности: святые – это те, кто избран, а не стал [курсив авторов. – А. М.] таковым [Иванов, Измирлиева, 45]; на наш взгляд, категория избранности тоже не отражает в достаточной мере восприятия святости – о святых, как правило, не говорится в контексте приобретения этого статуса, святость есть данность, которая присутствует изначально.

3

Собственно легендах, в терминологии Ю. М. Шеваренковой.

Само понимание святых и сущности святости у современных информантов крайне размыто. Прямой вопрос о том, кто такие святые, естественно, ставит их в тупик, так как по большей части находится вне сферы их рефлексии. Обычно даются такие определения: [Святые – это кто?] Тут всё боженьки и ести. Всё боги [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, с. Шильда, зап. от К. И. Пановой, 1921 г.р.]. Соответственно, народная агиография сконцентрирована исключительно на описании чудес, игнорируя то, что жития святых должны служить образцом для подражания. И все же, если святой понимается как человек и причина, по которой он обретает святость, указывается, то в качестве таковой нередко называется его земная жизнь и взаимоотношения с людьми, которыми тот заслужил святость: [Почему они святые?] Видимо, заслужили своей жизнью земной [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, с. Саунино, зап. от А. Н. Коротяевой, 1933 г.р.]. Нередко в таких объяснениях делаются попытки интерпретации посредством этимологизации официальных терминов святости: [Кто такие святые?] Святые ангелы, святые апостолы, святые мученицы. Кто муки большие принял за Христа [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, с. Саунино, зап. от У. П. Архиповой, 1913 г.р.]; [Александр Ошевенский – ] он был широкий, он был настоящий, он был натуральный чиловек; ево произвили ф святые, потому што он был очинь хороший чиловек [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, с. Ошевенск, зап. от Л. А. Севастьяновой, 1945 г.р.];

[Кто такой Николай Угодник?]

[ПМН: ] Заслуженный какой-то.

[ЕГГ: ] Заслуженный, да. Чем-то уш он это…

[ПМН: ] Угодил…

[ЕГГ: ] Угождал, видимо, народу, рас люди иму моляцца и иво почитают… там… этих… ф святых [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, с. Тихманьга, зап. от П. М. Нестерова, 1925 г.р., и Г. Г. Есиной, 1938 г.р.]. Угождение понимается как помощь людям в наиболее актуальных, жизненно важных сферах: [Кто такой Никола?] Ни знаю я, знаю, што вот святой был Никола, он… как бы вот… помогал фсем бедным людям… [далее следует легенда о Николе и Касьяне – СУС-790**] [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, с. Тихманьга, зап. от А. М. Чащиной, 1925 г.р.].