Народы и личности в истории. Том 2
Шрифт:
Ницше одним из первых понял и ограниченность цивилизованного общества, «жреческой» его касты. В «Сумерках идолов, или Как философствуют молотом» Ницше отмечает, что немецкий ум становится все грубее, он опошляется. Изменился не только интеллект, но и сам пафос деяний. В науке все заметнее обездушивающее влияние чистогана. Университеты даже против своей воли становятся «теплицами для этого вида оскудения инстинкта духа». Ницше на научные знания смотрит из сферы искусства, считая, что «проблема науки не может быть познана на почве науки». Его цели выражены ясно и понятно в труде «Рождение трагедии, или Эллинство и пессимизм». В нем он постарался «взглянуть на науку под углом зрения художника, на искусство же – под углом зрения жизни». Ницше объявил себя врагом христианства и демократии, которые он рассматривает как формы явного вырождения и гибели… Что бы ни говорил Ницше, но его произведения – гимн художнику и человеку. А в каком облике предстает тот – Аполлона или Диониса, не столь уж принципиально и важно.
Но в чем же причина столь явного снижения духа и культуры великого народа? – задается
Поэтому Ницше и выдвигает аристократизм в противовес демократизму «всеобщего», воплощенному в «пошлом образовании», подобному pons asinorum («мосту для ослов»). Оттого столько горечи и трагизма в словах философа (1904): «Я нарушаю ночной покой. Во мне есть слова, которые еще разрывают сердце Богу, я – rendez-vous опытов, проделываемых на высоте 6000 футов над уровнем человека. Вполне достаточно, чтобы меня «понимали» немцы. Но бедная моя книга, как можешь ты метать свой жемчуг– перед немцами?» Понимать на такой высоте интеллектуального обобщения действительно обыденным людям трудно. Не это ли причина того, что он «ушел из дома ученых и еще захлопнул дверь за собою» («Заратустра»)?! Его каждый понимал по-своему. Однако в воззрениях Ницше было нечто волнующе-тревожное, гибельное, как дуновение смерти… Похоже, что он готовился уйти вовсе не из «дома ученых», а из «дома человечности». Понимал ли он, как будет воспринят его призыв иной «белокурой бестией»?
Он представлял себя, подобно М. Штирнеру, абсолютно свободной личностью, осознающей себя центром Земли и мироздания. Напомню, что немца М. Штирнера (1806–1856) относят к видным теоретикам анархизма. Его книга «Единственный и его собственность» (1844) произвела в свое время фурор и стала сенсацией. Автор воспевал анархическую эгоистическую личность. Штирнера можно было бы назвать Байроном лавочников и обывателей. Все, что мешало их довольству, их сытости, их обогащению, им высмеивалось и отбрасывалось. Он писал: «Для меня нет ничего выше меня». Все, что так или иначе ограничивало алчную, подлую, себялюбивую людскую натуру, он призывал отмести и разрушить. Государство, религию и даже совесть М. Штирнер называл «тиранами»… Задолго до Ницше он призвал всех «сверхчеловеков» встать над понятиями добра и зла, поскольку, в его понимании, ни то ни другое не имело смысла. Этот «бунт против морали» правильнее было бы назвать крахом цивилизационного и культурного наследия, всей системы воспитания хваленого Запада. [612] Или, если быть до конца объективным и последовательным, вспомнив сотни кровавых войн и безжалостную резню своих и чужих народов, надо признать: подобные взгляды лежали и лежат в русле традиционной жизненной философии Запада.
612
Хачатурян В. М. История мировых цивилизаций. М., 1996. С. 371.
Этот гимн – хвала не свободолюбивой и одухотворенной личности, но личности, устраненной от общих интересов, безнравственной, крайне агрессивной. Философия Штирнера легко вписывается в контекст XXI века с его жестокостью, аморализмом и демагогией. Правда, он не выбирал слов, не прятался за ширмы вроде всяких там «общечеловеческих ценностей», «прав человека» и т. д. и т. п. Он говорил ясно и прямо. Надо стать эгоистом. Отнимайте собственность и делайте ее своей. Взгляните на примеры из истории Европы. Тот, кто «умел раздобыть то, что ему нужно, всегда и получал, что хотел. Наполеон, например, получил континент – сильную Европу, а французы – Алжир». Надо же, наконец, научиться «добывать себе то, что тебе нужно». Коммунизм философа совершенно не устраивает, так как ставит личность в зависимость от общества. Каков же идеал Макса Штирнера? Он абсолютно ясен: «Губите и давите друг друга, сколько хотите и можете, – мне, государству, до этого нет дела. Вы свободны на обширной арене конкуренции; вы конкуренты – таково ваше общественное положение. Передо мной, государством, вы не что иное, как «простые индивидуумы!».
Именно такая политическая экономия и главенствовала в России все минувшее десятилетие, в эпоху термидора лавочников и интеллектуальных импотентов! В ответ на это Л. Фейербах справедливо заметил бы, что он, не будучи ни материалистом, ни идеалистом, является просто человеком во плоти и духе, и потому «понимает сущность человека только в общежитии». И таким образом, он, Фейербах, прежде всего «общественный человек» – коммунист». [613]
Ницше – уж конечно не коммунист. Он – империалист, певец смерти. Его можно уличить в том, в чем Рим некогда уличал евреев, – «в ненависти ко всему роду человеческому». Он доказывал, что массовое образование вредно, что народ нужно держать в темноте и бескультурье. Понятно, почему ему рукоплещут тираны и узурпаторы мира. Ждут очередного пророка, который умело бы направил народ в стойло. В стойло, в нищету, в окоп, кровавую военную мясорубку! И в итоге «Заратустра» станет библией нацизма. «Восстание – доблесть раба. Вашей
613
Штирнер М. Единственный и его собственность. Харьков, 1994. С. 247–248, 367.
Альфред Ретель. Смерть-победительница. 1849.
Ницше похож на гладиатора, а не на писателя или философа. Поэтому его философию с восторгом и восприняла гитлеровская солдатня. В нем есть нечто от вагнеровского Зигфрида. Опасные чары Ницше опутают всю Германию. Лишат старые и значимые ценности былой силы. Вызовут из мрака пещеры самые дикие и кровавые инстинкты древнего германца. Возможно, Ницше даже не думал, кто подхватит зажженный им «факел». Вскоре его охватило безумие, перекинувшееся затем, подобно чуме, на значительную часть немецкого народа. [614]
614
Ницше Ф. Сочинения в 2-х томах. Т. 2. М., 1990. С. 590–592.
Одно время и в России с пылом воспринимали его идеи. Иные предпочитали славословить Ницше, упиваться им, восхваляя в нем певца борьбы… В статье российского публициста М. Гельрота (1903 г.) оттенен «восторженный гимн жизни как самодовлеющему кумиру» в его творчестве. В реальной жизни, говорили апологеты, царит жесточайшая борьба. В ее итоге «маленький человек» оказывается перед альтернативой: или он вырастет до размеров великой, по крайней мере, вполне значимой личности – или обязан вовсе сойти с исторической сцены. Мировой процесс – бесчеловечен и жесток. Но именно из него-то рано или поздно должна явиться новая жизнь. И дело тут вовсе не в том, что Ницше «дает свою санкцию на веки веков» в дарвиновской борьбе за существование. Прежде всего, Ницше потребовал от социально-политических и экономических отношений высокой требовательности к отдельному человеку и обществу. Кажется, нам явился великий искуситель, не дающий духу окончательно погрязнуть в болоте мещанства. [615]
615
Гельрот М. Ницше и Горький. // Максим Горький: pro et contra. СПб., 1997. С. 384.
Вот и поэт Н. Гумилев с романтическим, юным, пылким восторгом пишет «Песнь Заратустры» (1905), в которой воспевает «блаженство мечты», еще не ведая того, чем это «блаженство» обернется против него самого, «сына голубой высоты» когда к власти в России придут те, кого он образно называет в своем стихотворении «не знающими света»:
Юные, светлые братьяСилы, восторга, мечты,Вам раскрываю объятья,Сын голубой высоты.Тени, кресты и могилыСкрылись в загадочной мгле,Свет воскресающей силыВластно царит на земле.Кольца роскошные мчатся,Ярок восторг высоты;Будем мы вечно встречатьсяВ вечном блаженстве мечты.Жаркое сердце поэтаБлещет, как звонкая сталь.Горе не знающим света!Горе обнявшим печаль! [616]616
Гумилев Н. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 1. М., 1991. С. 5–6.
Шопенгауэр был недалек от истины, говоря, что слепое желание является подлинной сущностью человека. Разум и рассудок тут отходят на второй план, а в головах бюргеров и обывателей возникает беспредельная торичеллиева пустота. Природа же не терпит пустоты. Это значит – в голове есть место для «вируса». Плодящие, не думающие и тупые поколения, понимают ли они, в какую бездну низвергают Отечество?! Им неспрятаться за фразой – «Recht oder Unrecht – es ist mein Vaterland» («Право оно или нет – это мое отечество»). Стоило бы написать специальный трактат о том отвратительнейшем и губительном влиянии, которое оказывали на умы подрастающего поколения иные реакционные политики, пресса и горе-учителя. Вот уж где подлинные злодеи человечества. Хотя надо признать, что сами народы порой ничуть не менее дики и невежественны, чем их политики и духовные пастыри. Словно подтверждая это, Ницще с вызовом восклицал: «Гуманный учитель обязан предостеречь учеников своих прежде всего от самого себя». Куда там! Большинство «учителей», как мы видим, свято убеждены в своей непогрешимости и избранности. Немудрено, что истинными школами поколений нередко становятся лавки, подворотни, притоны, кабаки или траншеи.