Народы и личности в истории. Том 3

Миронов Владимир Борисович

Алмазные копи Кимберли

Колонизаторы вели себя хуже варваров и на других континентах. Английская Ост-Индская компании ввезла из Индии в Китай в 1837–1838 гг. 80 тысяч ящиков опиума. Ученый Фань Вэнь-Лань (КНР), описывая действия колонизаторов, так говорил об их преступной политике: «Английское же правительство, кичащееся своей цивилизованностью, силой принуждало часть индийского крестьянства сеять мак, а еще большую часть крестьян привлекало к разведению мака путем выдачи кредитов и авансов, причем строго монополизировало в своих руках все производство этой отравы. Государственные чиновники распродавали опиум торговцам, а те воровским образом ввозили его в Китай. Каждый ящик опиума обходился правительству примерно в 250 рупий, а при продаже его в Калькутте он оценивался в 1210–1600 рупий. Продажа опиума китайцам давала английским властям в Индии 1/7 всех их доходов, и англичане, конечно, не останавливались перед применением вооруженных сил с целью пресечь мероприятия, могущие спасти Китай от опиума. Так называемая «цивилизация» и «свобода» класса капиталистов в действительности заключалась в словах: «Где сила – там и право». [416]

416

Фань Вэнь-Лань. Новая история Китая. Т. 1. М., 1955. С. 25.

Не лучше проявили себя в Китае

немецкие завоеватели. Вильгельм считал себя врагом азиатов. Он, правда, занял пророссийскую позицию в споре России с Японией, заметив в 1904 г. на полях отчета, который должен быть разослан всем представителям Германии: «Моим дипломатам, для руководства! Это будет решительная борьба между христианством и буддизмом, между западной культурой и восточной полукультурой. Это та борьба, которую я предсказал в моей картине, борьба, в которой вся Европа должна будет объединиться и объединится в Соединенные Штаты Европы под предводительством Германии для защиты наших священнейших достояний… Здесь идет речь о будущности России, а косвенно и Европы!.. Я уверен в том, что рано или поздно нам придется сразиться с Японией не на жизнь, а насмерть, и своевременно принимаю меры! Русские… впоследствии помогут нам отразить японцев, но было бы лучше, если бы они уже сейчас хорошенько намяли бы им бока!». Он послал Николаю II картину, на которой азиаты и Будда были показаны в облике идолов, восседающих на престоле из крови и огня. Вильгельм напутствовал войска перед отправлением в Китай словами (1900): «Пощады не давать! Пленных не брать! Убивайте, сколько сможете! Как тысячу лет назад, когда гунны во главе с королем Атиллой заслужили славу, которая и сейчас в легендах и сказках вызывает ужас, так слово «германец» должно ужасать Китай в следующую тысячу лет. Вы должны действовать так, чтобы китаец уже никогда не посмел косо посмотреть на германца». Подобная «философия каннибала» вполне типична для «цивилизованного» европейского колониалиста. [417]

417

Эмиль Людвиг. Последний Гогенцоллерн (Вильгельм II). М., 1991. С. 119.

Для решения задач используются все средства. В одних случаях это может быть обычная артиллерия (как при подавлении англичанами восстания сипаев в Индии в 1857–1859 гг.), в других на помощь зовут «артиллерию небес», the artillery of Heaven (миссионеров – англ.), в третьих – капиталы. Последний способ влияния с годами приобрел наибольшее значение. О «бархатном колониализме» писал Г. Сенкевич, посетивший в 1876–1878 гг. Соединенные Штаты Америки: «Цивилизация должна быть ласковой наставницей и сгибать исподволь, а не ломать сразу… Мне кажется, что научный закон о необходимой гибели народов, встречающихся с цивилизацией, можно объяснить не абсолютною неспособностью этих народов, а тем, собственно, что они не имеют достаточно времени цивилизоваться так, как цивилизовались европейские народы, т. е. путем прогрессивного и постепенного развития. Живя в первобытном состоянии… дикие племена сталкиваются сразу с высоко развитою и абсолютно для них недоступною цивилизацией; ничего нет удивительного, что вместо того чтобы под ее влиянием развиваться, они только глупеют и в результате разбивают себе головы об эту слишком твердую для них цивилизацию». [418]

418

Сенкевич Г. Письма из путешествия по Америке. СПб., 1902. С. 85.

Бельгии потребовалось четверть века, чтобы войти во вкус колониальных амбиций. Хотя страна заявила о вечном нейтралитете, политика ее была активной. Став королем, Леопольд II заявил: «Моя цель – сделать Бельгию более могучей, сильной и процветающей» (1865). Он был «органическим империалистом», понимая то, что не всегда разумели представители «манчестерской школы» экономики. Те считали, что для свободной торговли колонии не нужны. Леопольд так не думал. Он полагал, что прямые и четкие связи между метрополией и колонией могут обеспечить первой гарантированный рынок для ее товаров и капиталов. Кроме того, колонии могли поставлять и дешевое сырье. А так как Бельгия являлась «заводом всего европейского континента», колонии были необходимы. Он разъезжал по миру, словно опытный старьевщик, присматривая, где и что плохо лежит… После посещения им Греции он отправил министру финансов кусочек камня с развалин Парфенона с многозначительной надписью: «Бельгии нужны колонии». А после визита к турецкому султану его посетила гениальная идея, которую он выразил с чисто солдатской прямотой: «Надо подготовить людей, которые бы могли захватить часть, а то и всю Османскую империю» (1860). Пока же хвастаться было особо нечем. Он утешал себя мыслью, что и Рим не сразу строился. Напрасно кто-то усмехнется, узрев в Леопольде II мечтателя, так сказать романтика колониализма. Нет, он хорошо понял немалую выгоду колониальных владений, когда, посетив Испанию и поработав в ее колониальных архивах (в Валенсии), узрел, что владения на Кубе и Филиппинах приносили испанцам фантастически баснословные доходы.

Став королем Бельгии, Леопольд II обратил взор на Африку. В одном из меморандумов он, отмечая сказочные богатства континента, призвал европейцев покончить с работорговлей и установить тут «мир и цивилизацию». Узнав, что англичанин Г. Стэнли спустился в устье реки Конго и пересек экваториальную Африку, Леопольд тут же пишет послу в Лондоне: «Я хотел бы встретиться с ним, и если он мне понравится, я дам ему денег на исследование всего Конго и его окрестностей, а также на устройство там бельгийских станций, которые можно будет превратить в постоянные поселения». Англичане отнеслись с прохладцей к идее освоения Конго (у них и так хватало земель, денег, владений). Всякая колониальная миссия стоит немалых денег. Это надо учитывать всем. Бельгийскому королю так хотелось стать похожим на своих могучих европейских монархов, что он, как говорится, буквально лез из кожи вон для обретения желанных земель. Он брал деньги везде, где только можно, хотя не жалел и своих капиталов. Ряд финансистов, давших ему в долг крупные суммы, в итоге обанкротились. Но Леопольд упорно продолжал начатое дело, и в 1885 г. ему удалось-таки стать королем бельгийского Конго с населением в 10 млн. человек и территорией в 1 млн. кв. миль. Король тем не менее достиг главных своих целей: 1) он выдвинул страну в число колониальных держав; 2) упрочил оборону и усилил армию; 3) украсил Бельгию так, как не удавалось никому ранее из правителей. В Брюсселе состоялось торжественное открытие Дворца изящных искусств (1887), построенного в духе классицизма по проекту архитектора А. Бала, где до сих пор находятся многие известнейшие произведения мирового искусства. Парадокс истории, но из жизни король уйдет разочарованным и уставшим человеком, не любимым согражданами, отторгнутым заграницей. [419]

419

The Bulletin // June 5, 1997, P. 34–35; Эмерсон Б. Леопольд II: Бельгия нуждается в колониях // Выступление на конференции историков в России (Москва, 1998 г.).

Капитализм явил две тенденции в развитии человечества – позитивную и негативную… С одной стороны, в результате ярких экономических и научно-технических побед, а также роста образования и культуры, налицо прогресс в жизни народов Европы и США. В XV веке кое-где в Европе пели песенку, в которой говорилось: «Наши жены одеты в редкие меха. Они наряжены, как принцессы. Кто же может узнать их общественное положение?» Движение в этом направлении было естественно и неизбежно. Давно минуло время, когда люди ходили еще в шкурах. Индустриализация позволила одеть значительную часть людей в готовое платье. В США в 1880 г. менее половины мужской одежды шилось на фабрике, а к началу XX в. почти все мужчины были одеты в готовую одежду. В 1890 г. в магазинах продавалось одежд на 1,5 млрд. долл. (шляпы, кепки,

рубашки, нижнее белье, обувь). Однако столь серьезный прорыв в бытовой культуре достигнут за счет и с помощью потогонной системы, оформившейся к 1892 году. Тогда же появились и новые храмы торгово-промышленной цивилизации: первые универмаги и универсамы. Эти успехи капиталистической цивилизации несомненны и важны. Вероятно, мы согласимся со словами, сказанными Ф. Рузвельтом при вступлении его на пост губернатора штата Нью-Йорк (1929): «Дело заключается в признании того, что наша цивилизация не сможет уцелеть, если мы, отдельные люди, не поймем нашу личную ответственность перед остальным миром и нашу зависимость от него. Ибо азбучной истиной является то, что самостоятельно живущий человек стал таким же пережитком старины, как человек каменного века. Без помощи тысяч других людей каждый из нас погиб бы без одежды и без пищи. Взгляните на хлеб на нашем столе, на одежду на наших плечах, на предметы роскоши, делающие нашу жизнь приятной. Сколько людей работало на полях под палящим солнцем, в темных шахтах, плавило металл, обливаясь потом, трудилось у станков и машин на бесчисленных заводах, чтобы создать эти вещи и чтобы мы могли пользоваться ими и наслаждаться жизнью!» [420] К концу XIX в. уже житель иной захолустной деревни в Европе или Америке имел более широкий культурный кругозор и разнообразные интересы, чем сто лет тому назад «первый министр третьестепенного или даже второстепенного государства». В цивилизованном обществе работают теперь «от 5 до 25 раз больше, чем полвека тому назад». Кухарка пишет больше, чем профессор, а мелкий торговец путешествует и видит больше, чем «в прежнее время коронованная особа». Итог парадоксален: у кухарки, правда, появляются профессорские амбиции, у профессора – кухаркина философия.

420

Шервуд Р. Рузвельт и Гопкинс. Глазами очевидца. Т. 1. М., 1958. С. 72.

Ван Дейк, И.Виндерс. Королевский музей изящных искусств. 1880–1890

Капитализм вытолкнул миллионы рук и голов в Южную Америку. В 1890–1920 гг. сюда прибыло 18,2 млн. иммигрантов, больше, чем за всю предшествующую историю США. Потоки иммигрантов устремились и в другие страны. Аргентина между 1857 и 1930 гг. приютила порядка 3,5 миллионов новых граждан, что дало ей 60 % прироста населения. Если в США к 1914 г. насчитывалось лишь 13 % жителей иностранного происхождения, то в Аргентине их число составило уже 30 % (основная масса приехала из Италии – 46 %, и из Испании – 32 %). Это же наблюдалось в Бразилии. Мир был охвачен лихорадкой торговли. Товары, продукты, материалы, техника перемещались из конца в конец земного шара. В основе всех этих чудес лежал промышленный и технический подъем. Здесь мы видим, как новые рабочие руки (в более свободных, хотя и нелегких условиях!) совершают буквально чудеса. Судите сами… В промежуток времени между 1870 и 1900 гг., когда около 21 миллиона европейцев переместились в иные страны, на другие континенты, мировое промышленное производство увеличилось в 4 раза, а грузооборот товаров через моря и океаны почти удвоился.

Новые времена. Конвейерное производство

Торгово-промышленный Вавилон не мог бы подняться без прямого и непосредственного участия его Величества Капитала… Все эти проекты (строительство городов, заводов, дорог, портов, кораблей, магазинов, музеев и школ) требуют больших денег. Наблюдалось повсеместное укрепление позиций финансового капитала. Гюго назвал режим – «Миллион». Суть событий выразил французский финансист Лаффит, удовлетворенно заметив: «Отныне наступает царство банкиров». Хотя процесс этот начался давно. Глава немецкого банкирского дома Фуггеров Яков еще в 1523 г. писал королю Карлу V: «Известно всем, что без моей поддержки Ваше Величество никогда не получили бы короны Священной Римской Империи». Властители мира – премьеры, президенты, министры, военные, депутаты, журналисты – все более попадали в зависимость от могущественных магнатов. Их власть становилась все заметнее и значимее; «свободная пресса», «честные политики», министры, даже деятели искусств выстраивались, словно лакеи, у дверей их роскошных особняков и контор. Даже саркастичный Мольер, казалось бы, не щадивший никого на свете, не сделал ни одного выпада против финансистов и банкиров. Ходили даже слухи, что он и его друзья получали прямые указания от самого министра финансов Кольбера. Что уж какие-то журналисты! Президенты, премьеры и короли нередко оказываются пешками в их руках. Рассказанная Шамфором шутка сегодня устарела. Когда арестовали английского банкира, обвинив в заговоре с целью «похищения короля» (Георга III), банкир, удивившись, заявил суду: «Я отлично знаю, зачем королю нужен банкир, но не понимаю, зачем банкиру может понадобиться король». Деньги желали иметь на престоле, у руля страны, послушную и зависимую марионетку. «Крупные банкиры, – писал Берто, – пожелали иметь королем человека, всецело им обязанного, который, образно говоря, принял бы корону из их рук». Сегодня банкиры прекрасно знают, «зачем» им нужны не короли (что с них взять!), сколь продажные президенты, губернаторы, министры, депутаты! Сами по себе банкирские компании не являются неким «мировым злом». Мир не изобрел иного способа управления денежными потоками и капиталами. Банковские кампании в Италии обладали в XIV–XV вв. колоссальными капиталами и пускали их в оборот. А банкирский дом Медичи установил тираническую власть во Флоренции. Однако он вошел в историю цивилизации как меценат, покровитель поэзии и искусства. Есть жизненная правда и в строках стиха Верхарна («Банкир»):

…Пред ним те станции, что строил он в пустынях.Те иглы рельс стальных, что он в песках провел,По странам золота и драгоценных смол,Где солнце властвует в просторах слишком синих;Пред ним покорный круг фонтанов нефтяных,И шахты темные его богатых копей,И звон его контор, знакомых всей Европе,Звон, что пьянит, зовет, живет в умах людских;Пред ним властители народов, побежденныхЕго влиянием; он может их рубежРасширить, иль стеснить, иль бросить их в мятежПо прихоти своих расчетов потаенных;Пред ним и та война, что в городах земныхОн, как король ведет, без выстрелов и дыма,Зубами мертвых цифр грызя неутомимоКровавые узлы загадок роковых…

«Кровавые узлы» – это о них. О еврейском капитале А. Костон писал: «Банк Ротшильдов процветал, могущество барона росло день ото дня, мелкие и крупные государства занимали очередь за кредитами, даже римский папа не постеснялся занять денег у всесильного финансиста…» «Соломон Ротшильд между тем решил поселиться в Вене, где вскоре подружился с небезызвестным Меттернихом (государственный канцлер Австрийской империи в 1821–1848 гг.). Эта интимная дружба отнюдь не помешала Соломону заниматься самым настоящим шпионажем: правая рука канцлера – фон Гентц – получал от финансиста 10 000 флоринов в год!» Спекуляции и махинации соседствовали со шпионской деятельностью. [421] Деятельность банкиров-евреев из семейства Ротшильдов вела к подчинению национальных экономик Европы их воле. Они создали целую финансовую сеть. Вскоре в их руках оказались важные политические нити, ибо они ссужали деньгами видных политиков, выплачивали доходы с процентных бумаг деятелям режимов. Коррупция расцвела благодаря еврейскому спекулятивному капиталу. Популярным лозунгом «семьи» стала фраза: «Покупка политика во стократ прибыльнее приобретения золотых рудников».

421

Костон А. Спекулятивнй капитал: прошлое и настоящее // Земский вестник, 2, 1997. С. 42.