Нарушая правила
Шрифт:
Арсеньева — как глоток свежего воздуха, такого морозного и колючего, пробирающего до яиц. Что ни слово — подзатыльник.
Я просто тащусь.
— Ты все не теряешь надежды? — позади меня стоит Фриц. — Я же тебе говорил, что она непробиваемая. Только время зря тратишь. Или ты реально на нее глаз положил? Решил остепениться?
— Да, блин, конечно! Делать мне больше не хрен, — фыркаю в ответ. — Моя тачка… ни в каком она не сервисе, — нехотя признаюсь Фрицу. — Мать ее забрала вчера утром, сказала вернёт, когда
— А при чем тут Арсеньева?
— При том, что она не похожа на всех моих бывших девчонок. Только посмотри, как она одета, — качаю головой, провожая взглядом Дину. — И сумка эта. Я просто в отпаде. Понимаешь?
— Нет.
— Проехали.
— Нет, объясни нормально. Зачем она тебе? — допытывается Немцев.
— Эта домашняя телочка — мой обратный билет в прежнюю жизнь. Чудную жизнь без всяких лимитов, прекрасную жизнь, в которую никто не лез, которую никто не пытался контролировать, где никто не мешал мне веселиться.
— Все равно не понял, — задумчиво бормочет Немцев.
Я нетерпеливо вздыхаю.
— Она нужна мне для прикрытия, что тут неясного?
На лице приятеля мелькает понимание.
— Так ты хочешь мать убедить с ее помощью? — доходит до него. — Типа, что ты исправился, что у тебя серьезные отношения с девчонкой, которая вся такая правильная, которая делает тебя лучше и все такое? — вкрадчиво интересуется Фриц. Я пожимаю плечами. А что? Идея-то — огонь. Да и руки так и чешутся сбить спесь с той провинциальной малышки. — Офигеть, Тим. Ну ты и скотина, — ухмыляется он.
— Сказал парень, который пудрит мозги сразу нескольким девчонкам, — отражаю его попытку достучаться до моей совести.
— Я просто не могу определиться, — самодовольно замечает белобрысый.
— Лучше скажи, ты просто не собираешься определяться.
Довольный собой Фриц снова ухмыляется.
— Главное, чтобы они об этом не знали.
— Да пофигу. Не мы — так другие.
— И то верно… — соглашается Немцев. — Слушай, а зачем такие сложности? Просто посиди какое-то время тише воды, ниже травы, и мать сама на блюдечке тебе принесет твои ключи. Еще и по голове погладит. Предки любят, когда пляшешь под их дудку. Поверь, я в этом большой спец.
— А вот я люблю сложности. Скучно мне, Фриц, так скучно, хоть вой, — жалуюсь я.
— Понятно. Тогда нужно действовать, — решительно заявляет парень. — Могу помочь. Ее подружка у меня на коротком поводке, бегает как шавка. Что я скажу, то и сделает.
— Да ладно, я сам справлюсь, не маленький.
— Нет. Не справишься. Доверие — это ключ к сердцу любой девчонки. Особенно такой, как Арсеньева, — Фриц выдает свою очередную порцию мудрости.
— Ты-то откуда знаешь? — я закатываю глаза, прекрасно понимая, что Немцев, как всегда, прав. — Ладно, — в итоге сдаюсь. — Есть идеи?
— Пока нет. Надо подумать.
— Давай, Фрицик, думай, мне не терпится выяснить, такая ли она неприступная, какой кажется.
Глава 5.
— Все нормально, мелкая? — спрашивает брат.
Прижимая телефон к уху, я наклоняюсь и осторожно задвигаю картонную коробку в укромное место между тумбочкой и кроватью.
— Костя, мне восемнадцать, — напоминаю ему, качая головой. — Хватит меня опекать.
— Размечталась, — ворчит Костя. — Я отцу слово дал, ясно тебе?
— Да ясно, ясно, — понимаю, что бесполезно ему что-то доказывать, и перевожу тему: — У меня все замечательно! Нашла подработку.
— В смысле? — Костин голос заметно напрягается.
— Спокойно, Кость. Это не разбор угнанных тачек, не вебкам и, не знаю, что там пришло тебе на ум.
— Вот кто-то дошутится сейчас, — сердится брат. — Рассказывай, что за работа?
— Кофеточка в торговике, — объясняю ему. — Эспрессо, Американо, Капучино. Облепиховый чай. Бисквиты. Клянусь, никакого криминала, запрещенных вещей и занятий, — подкалываю его, намекая на разговор, который состоялся у нас перед моим отъездом. — Вот всю неделю стажировалась, завтра выхожу на смену.
— А как же учеба? — скептически произносит брат.
Как я и ожидала, Костя не одобряет моей идеи с подработкой. Но как жить на одну стипендию девушке, которой хочется питаться не только дошиками, а иногда еще и одеваться? Костя торчит в своем гараже пятый год в одних и тех же джинсах, ест что попало, у него даже мобильник доисторический — кнопочный, но, как он любит повторять, "неубиваемый". Разве ему понять?
— Ну это же не каждый день, два через два. По будням буду к четырем приходить, мы с одной девочкой меняемся. В воскресенье с утра до вечера. Недалеко от общаги совсем. Все нормально. Я все успею. Честное слово.
— Дин, я ведь тебе говорил, если нужны деньги, просто скажи, сколько, — недовольно говорит Костя. — Давай я тебе переведу?
— Не надо, Кость. Вы с Яшей итак со мной столько лет носились. Как там он, кстати?
— А что с ним будет? Работаем, — коротко сообщает Костя.
Знаю, мне стоит лишь намекнуть, и оба брата в лепешку расшибутся, лишь бы их младшая сестра ни в чем не нуждалась. Только я выросла и больше не собираюсь от них зависеть, и дело тут не в гордости или желании быть самостоятельной, просто должна же и я внести свой вклад в семейный бюджет. И в моем случае он заключается в том, что мне не следует тянуть из братьев деньги.
— Понятно. А Оля как твоя?
— Никак, — глухо бормочет брат.
— То есть?
— В город моя Оля свалила.
— Ну вот…
Виснет пауза.
У меня нет слов. Вернее, конечно же, они у меня есть — сколько угодно. Но Костя точно взбесится, если я попробую его пожалеть или приободрить. Мой старший брат — один из тех людей, которые не привыкли просить помощи, и совершенно не умеют ее принимать. Как бы хреново ему не было, Костик никогда не пожалуется, не подаст вида, как ему тяжело, плохо или больно, а если будет замечен в чем-то подобном — начнет все отрицать.