Нарушенная клятва
Шрифт:
— А сюда… здесь они появлялись?
— Несколько лет — нет. — Фрау Майер потупилась, пожимая плечами. — Много фортов и рейнджеры: они хорошо сражаться, как индейцы. Они приходить первый раз на третий год, но старший Ганс и трое Вакеросов прогонять их. Они только сжигать нашу сухопутную шхуну.
— А что это такое? — заинтересовалась Тилли.
— Это фургон, в котором мы приехать. Мы назвать его сухопутная шхуна.
— Хорошее название! — одобрил Мэтью, бросив взгляд на Тилли. — Очень удачное. Наверняка этим фургонам приходилось
— Да, очень бурные.
Обходя еще раз все постройки, Мэтью и Тилли случайно услышали разговор матери с сыном.
— Мы теперь точно уедем, мама?
— Да, наконец-то, сынок, мы уезжаем, — в голосе фрау Майер звучало явное облегчение.
— Здесь так хорошо, почему им так хочется поскорее отсюда уехать? — удивленно спросила Тилли.
— Ну, ты же слышала, что она сказала. Мужчины не работают на женщину так же хорошо, как на мужчину. А особенно на такую скромную, как это милое созданье. Она чересчур добра, и этим стараются пользоваться.
Несколько минут спустя, стоя у белой ограды, Тилли прислонилась к ней спиной и, откинув голову, посмотрела в небо.
— Я никогда не думала, что останусь здесь. Я поняла, что не создана для этой жизни, в которую я не вписываюсь так, как те женщины, что мне встречались. Я могла сравниться с ними в силе, но мне не хватало внутренней энергии, которая необходима тем, кто обживает новые места. Но я бы осталась… ради тебя. — Она повернулась и взглянула на Мэтью. — Но здесь, в этом месте, у меня возникло ощущение, что я подошла к концу пути или нахожусь в его начале. В первый раз с тех пор, как я ступила на эту землю, я чувствую покой в душе, как будто мне предстоит начать новую жизнь.
К ней подошел Мэтью и, не говоря ни слова, приложил ее руки к своей груди, а затем наклонился и поцеловал их.
Их уединение нарушила маленькая Берта. Девочка подбежала к ним, и они обернулись на ее голос.
— Мама спрашивает, останетесь ли вы на ночь? — Они переглянулись, а она принялась их упрашивать. — Пожалуйста, останьтесь. Будет весело. Ганс сыграет вам на своей дудочке, а я станцую. Я умею. — Берта слегка приподняла подол своего ситцевого платьица и сделала несколько танцевальных па.
Мэтью и Тилли смотрели на нее и улыбались.
Тилли взглянула на Мэтью. Он уже не улыбался. Он о чем-то напряженно думал.
— Ну что же, — бодро заговорил он, поворачиваясь к Тилли, — торопиться нам особенно некуда.
Тилли какую-то секунду колебалась, вспомнив о детях. Но с ними осталась Кэти. О чем было ей беспокоиться.
— Почему бы не остаться, — в свою очередь сказала она, глядя на Мэтью.
И они согласились остаться на ночь. Но так как всякая причина имеет свое следствие, так и это их решение имело последствие, коренным образом изменившее их дальнейшую жизнь.
Глава 10
Наступил вечер — теплый и необыкновенно тихий. На веранде вместе с фрау Майер
В обществе Мануэля скучать не приходилось. Он развлекал детей и взрослых, подражая голосам птиц и крикам зверей, при этом забавно изображая их.
Ганс играл на дудочке, а Берта танцевала на гладком, натертом до блеска полу веранды. Более мирного вечера и представить было невозможно.
Когда взошла луна, и повеяло ночной прохладой, все перебрались в дом, и только Мануэль устроился на ночлег в амбаре.
В доме спать легли не сразу. Тилли решила, что ей о многом нужно поговорить с этой маленькой приветливой женщиной, с которой утром они должны были расстаться навсегда. Только через час, наговорившись, женщины пожелали друг другу доброй ночи.
Мэтью с Тилли дружно отказались от предложения фрау Майер занять ее комнату. Гостеприимная хозяйка сама хотела расположиться в гостиной на тюфяке. Тогда Мэтью, не моргнув глазом, солгал, что его жена привыкла спать на жестком, к тому же, в такой уютной комнате приятно спать даже на полу.
Лежа обнявшись, они шепотом обсуждали планы на будущее. Незаметно прошло полчаса, и тут вдруг снаружи послышался крик, или вернее, вопль. Вслед за ним последовал выстрел.
Они вскочили одновременно: Мэтью в одном белье, а Тилли в ночной рубашке. Она схватила накидку, а Мэтью метнулся в угол, где лежала его одежда и ружье. Он уже стоял на коленях у окна, когда сверху поспешно спустилась фрау Майер, дети испуганно жались к ней.
— Что такое? Что такое? — твердила она, а потом сдавленно вскрикнула: — Ах, нет-нет!
— У вас есть ружье?
— Да-да. — Хозяйка бросилась к стоявшему рядом с камином комоду, вытащила из ящика два ружья, одно из которых сунула в руки сыну, и они тут же заняли позицию у окна, находившегося рядом с входной дверью.
— Черный ход заперт?
— Да.
— А окна наверху открыты?
— Нет-нет.
Переговоры велись только шепотом.
Тилли стояла по другую сторону окна, напротив Мэтью, сжимая дрожащими руками кольт.
— На этот раз это не медведь, — тихо проговорил он. — Поэтому помни, что я тебе сказал.
«Боже! Боже! — мысленно молила она. — Что будет с детьми и Кэти. Господи! Только бы это были не индейцы, только бы не индейцы! Господи! Пусть это будут не они, умоляю тебя!»
Когда мимо окна пролетел горящий факел и упал на крышу. Тилли уже не сомневалась, что это индейцы.
— Крыша не загорится, там нет соломы. — Мэтью обернулся к ней. — Но, помни мои слова, — опять предупредил он, когда за первым факелом последовал второй.
В следующую секунду Тилли зажмурилась, услышав душераздирающий нечеловеческий рев. Когда же она открыла глаза, то сразу увидела разгоряченных, жаждущих крови индейцев. Она не могла определить, сколько их было. Ей казалось, веранда кишит индейцами, которые принялись крушить дверь.