Нарушители равновесия
Шрифт:
— Это не так легко объяснить, — улыбнулся заморыш, но Войча решил не отступать:
— А ты попробуй! Может и пойму. Ужик помолчал, а затем заговорил медленно и очень серьезно:
— Мир, что создан Соколом, тот, в котором мы живем, не единственный. Миров много, и некоторые из них — совсем рядом. Мы, рахманы, нечто вроде посредников. Но если нашему миру что-то грозит, мы вмешиваемся. Равновесие не должно быть нарушено, иначе мир просто погибнет. Представь, если рухнет граница между миром живых и миром мертвых' А ведь это еще не самое страшное, что может быть. Иногда это какая-нибудь мелочь — на первый взгляд. Есть легенда, что
— Это что, и вправду было? — поразился Войча.
— Это легенда, — Ужик улыбнулся. — Волшебных колец я ни разу не видел, а главное — всеобщего счастья не бывает, сколько ни уничтожай злых чаклунов. Но хранить равновесие — это действительно наша обязанность.
— И ты думаешь, что Дверь… — понял Войчемир.
— Да, думаю, — перебил заморыш. — И очень это мне не нравится. Надеюсь, Патар разберется…
Войча задумался. Конечно, альбиру должно выполнять приказы, а не мудрствовать, в том служба и состоит. Но, с другой стороны, голова приставлена к телу не только чтобы шлем носить. Впрочем, с Дверью можно не спешить, все равно Ключ неизвестно где. А если точнее, неизвестно кто…
— Ничего! — бодро заявил он. — В Савмат вернемся, доложимся, и пусть Светлый с твоим Патаром решают. На то им и власть дана.
Ужик кивнул, но как-то не особенно уверенно.
— Ты о другом подумай, — продолжал Войча, вновь почувствовав себя командиром, — Как нам до Кей-города добираться? Спешить нам теперь не надо, успеем, так может в обход пойдем? Ну их, этих Змеев! Сгорим — и все насмарку, других посылать придется…
— В обход? — вяло откликнулся Ужик. — А как?
— А так! — хмыкнул Войча, довольный своей находчивостью. — Через Денор! Челнок я нашел — это раз. Двое в нем поместятся — это два. А в неделе пути отсюда, если на восход идти — Белый шлях, по которому с Харбая соль возят. Пристанем к каравану — и как раз до Савмата.
— А Тарпаныш? — улыбнулся недомерок, и Войча невольно вздохнул. Не везет им с конями!
— Отпустим. Найдет своих. А не найдет — к настоящим тарпанам пристанет…
Войча вновь вздохнул. Он уже успел привязаться к лохматому коньку. Да что делать?
— Ты вот чего, Ужик. Тебя кони вроде как понимают. Так ты Тарпанышу объясни…
— Я попытаюсь, — Ужик улыбнулся, и было непонятно, шутит он или говорит всерьез, — Значит, через Денор? А огры?
— А что — огры? — несколько смутился Войча. — Ну, огры…
Всадники — полтора десятка крепких парней в высоких островерхих шапках — вылетели из-за холма, как только челнок мягко ткнулся о прибрежный песок. Войча даже не успел схватиться за меч. Да и к чему хвататься? Враз голову снесут…
— Чолом! — гортанно выкрикнул скуластый воин, по всему видать — командир.
— Чолом, — вздохнул Войчемир, разглядывая короткие халаты, знакомые остроносые сапоги, сабли в кожаных ножнах, ярко-желтые сагайдаки. Огры! Выходит, следили…
— Я — Оглай, сотник Великого Хэйкана, — скуластый говорил по-сполотски правильно, но с заметным акцентом. — Кто вы такие?
Тут только Войчемир заметил белый конский хвост, привязанный к древку копья. Точно — сотник. У тысячника
Войча для солидности прокашлялся и повторил:
— А я есть Войчемир сын Жихослава, Кеев кмет!
Оглай внимательно поглядел на Ужика и внезапно поклонился:
— Чолом, рахман! Да будет твоя молитва услышана Высоким Небом!
— Чолом! — откликнулся Ужик и добавил несколько слов по-огрски. Что именно, Войчемир от волнения не понял.
— Мы рады приветствовать на нашей земле рахмана, — продолжал Оглай. — Но что делаешь тут ты, Кеев кмет?
Войча замялся. Он помнил, что по условиям мира воины Светлого не могут без разрешения хэйкана переправляться через Денор. Надо же, нарвались!
— Постой… — сотник внимательно поглядел на Войчу. — Твое лицо мне знакомо. Я видел тебя в Савматс, в прошлом году! Ты…
— Войчемир я, — вздохнул Войча, — сын Жихослава…
— Кей Войчемир? — Оглай даже привстал в седле, и тут же по рядам всадников прошелестело: «Кей! Кей!».
— Да. Кей Войчемир.
— Племянник Светлого?!
Не дожидаясь ответа, сотник соскочил с коня и низко поклонился. Весь отряд тут же последовал его примеру. На миг Войча ощутил нечто вроде гордости. Не одному Ужику кланяются!
— Приветствую тебя, Кей! — Оглай резко взмахнул рукой. — Извини, что не узнал сразу.
Войча приосанился. Для кого он Зайча, а для кого — и Кей! Тридцать второй потомок Кавада — не шутка! Вспомнился Светлый, принимавший в Большом зале дворца огрское посольство. Войчемир нахмурился и важно проговорил:
— А здоров ли дядя мой. Великий Хэйкан Шету?
Кажется, он не ошибся. По хитрой посольской науке хэйкан для Войчи — «дядя», хотя на самом деле родство было более чем отдаленным — по Сваргу, женатому на сестре огрского владыки.
— Хэйкан здоров! — отчеканил Оглай. — А здоров ли Светлый Кей Мезанмир, государь сполотский и всей Ории?
— Дядя здоров, — не задумываясь, проговорил Войча, помня, что именно так положено отвечать В таких случаях.
Оглай покачал головой:
— Ты давно не был дома, Кей. Светлый болен — и очень тяжело. Хэйкан повелел Тай-Тэнгри и всем шайманам молиться за его здравие…
Войча совсем растерялся. Как же так? Значит, дядя действительно болен?
— Мне… Нам надо домой… — проговорил он нерешительно, но затем поправился и произнес веско, как и надлежит Кею:
— Сотник! Ты доставишь нас в Савмат! И немедленно!
Глава шестая. Коростень
Отчаянные крики смолкли, и теперь слышался лишь треск горящего дерева. Огонь вырывался из окон, подбирался к стропилам, плясал на высоком резном крыльце. Тех, кто заперся в доме, уже не было в живых, и пламя довершало свою страшную работу. На двор успел вырваться лишь один, но и он лежал неподалеку от крыльца со стрелой в спине. Огонь подступил вплотную, и оперение — длинные гусиные перья — вспыхнуло, затем загорелась стрела, а по белой окровавленной рубахе стали медленно расползаться черные пятна. — Почему они не сдаются? Улад спросил это, ни к кому не обращаясь, разве что к самому себе. Казалось, это уже не должно удивлять. Каждое село, каждый поселок приходилось брать с боем, но это мужество, бессмысленное и безнадежное, по-прежнему поражало.