Наружка

Иванов Николай Федорович

Хотя что может быть дальше Сибири?

Последние события в стране сделали из посаженных за хозяйственные преступления героев-мучеников, практически все они попали под амнистию. Вернулся раньше срока и Байкалов. И не просто вернулся, а возглавил артель в двадцать семь приисков. Казалось бы, радуйся и молись новой власти. Но при этой же власти его, оправданного, средь бела дня или темной ночи, но облучают изотопами и укладывают на больничную койку медленно умирать. Кому молиться теперь?

Через несколько километров асфальт сменился плитами, затем пошел гравий.

Машин становилось все меньше, прятаться стало не за кого и оставалось только держать ровную с объектом скорость. «Спортсмены» поначалу не нервничали, но часа через полтора стали отрываться.

— Значит, скоро, — насторожился Лагута.

Что «скоро», он еще не представлял, но уводящая в тайгу дорога вряд ли сулила отдых в каком-нибудь укромном распадке. Один пистолет, взятый им на всякий случай, в сибирской тайге мог сойти разве что за рогатку. Однако и что-либо изменить было поздно.

Белый, почувствовав отрыв, выжал из дежурной «девятки» максимум возможного. Разбрызгивая гравий, пролетел мимо. Начал доставать «спортсменов», и те неожиданно уступили лидерство, охотно пропустили вперед.

— Если что, за рулем остается Ракитина, — нюхом чувствуя скорую развязку, приказал майор.

— Есть, — с явным неудовольствием отозвалась Катя.

Накрутили еще несколько километров — раскоряжистых, в рытвинах, выбоинах. Неожиданно встретили двух лошадей, понуро бредущих вдоль дороги. То ли заблудились, то ли плюнули на все и ушли от хозяев искать лучшую долю на стороне. Это было тем более удивительно, что никаких деревень, избушек уже давно не попадалось на глаза. Но раз существует дорога, значит, она что-то соединяет. Брели лошади, мчались машины…

Белый, слишком оторвавшийся, за какой-то сопкой развернулся и выскочил навстречу. На этот раз за рулем, в тельняшке, сидел Моряшин, на крыше вновь появился багажник, но уже не с сумкой, а с чем-то продолговатым, завернутым в одеяло. Поскольку Аркадия в салоне не увидели, то, скорее вceгo, он сам и лежал наверху.

— Поэтам полезно, — заметив долгий взгляд майора, проводившего до поворота машину, прокомментировал Некрылов. — Это ему не песенки мурлыкать про цветочки-лютики. Жизнь познается собственными косточками.

Идущие впереди машины совсем замедлили ход, явно примеряясь, где остановиться. Пришлось проехать мимо и оцепить предусмотрительность Белого с Маряшиным, переметнувшихся в хвост наблюдения.

За первым же поворотом пробились под сырую темень деревьев, замерли там. Майор, взвесив на ладони пистолет в кобуре, протянул его Кате. Та вначале отстранилась, но время уговоров и рассуждений закончилось, уступая место воле командира. Так же молча, одним взглядом, Лагута отправил через дорогу Юру и Некрылова. Соломатину приказал следовать за собой.

Борис оглянулся на остающуюся в одиночестве Катю. Она улыбнулась ему, соединила ладошки, подчеркивая, что они вместе. А под конец молчаливого сеанса связи на пальцах передала последнее сообщение: ты — меня — два — раза — поцеловать.

Замотал головой — не согласен! Выбросил, часто-часто разжимая кулаки, гроздь пальцев.

И это вне зависимости от того, как у него сложатся отношения с Людой.

Катя, не зная про соперницу, счастливо улыбнулась.

Оставшись одна, Катя быстро обежала по кругу стоянку, исследуя подходы, выезды, укрытия. Перегнала машину под разлапистую лиственницу, набросала на капот и багажник валежника. Поблагодарила тех, кто подбирал для красноярской «наружки» машину такого грязноватого цвета: как будто специально для этого дня.

О маскировке подумала не зря: в истонченной сетке деревьев — там, где проходит, разреживая лес, дорога, мелькнула красная черта. Объект проехал дальше? Тотчас же в шум тайги со своей характерной хрипотцой вклинились звуки и шум эфира.

— Да, — подтвердила слышимость Катя.

— Возьми, — приказал Лагута.

— Хорошо.

Даже если кто и поймает их частоту, что-либо понять окажется сложно.

Машину — из только что оборудованного укрытия. Вроде зря старалась с маскировкой, но кто отделит в «наружке» нужное от лишнего?

Мчаться на скорости боялась: видимой связи с объектом нет, а вдруг он притормозил, перегородил дорогу, сам свернул в чащу? Кате приходилось заглядывать, насколько возможно, за повороты и одновременно смотреть на съезды. Километров двадцать она, конечно, проедет, но если машина не проявится, придется возвращаться: оставлять группу без колес и оружия да еще терять с ней связь — этих жертв объект не стоил.

И вновь подвел противника красный цвет, мелькнувший средь зелени лиственниц и голых сучьев выбежавших из бурелома на окраину берез. Выдал его и ручеек у трассы: на песке и гальке остался мокрый след.

Стараясь не газовать, не скрежетать и не трещать сучьями, метров через восемьдесят Катя осторожненько спустила вниз и свою машину. Замерла за первыми же деревьями.

В открытое окно угрюмо, но спокойно шумела тайга. Слух Кати не уловил ни одного постороннего звука. Возможно, приехавшие тоже замерли, вслушиваясь. Это не освобождало от того, чтобы идти навстречу противнику: наблюдение имеет смысл, когда видишь объект.

Подняла стекло, бесшумно закрыла дверцу. Повязала через плечо, под руку, кобуру. Приглушая звук, зажала меж колен пистолет, оттянула затвор. В металлических недрах оружия зашевелились пружины, выдавливая из магазина крутолобенький золотистый патрон. Возвращающаяся затворная рама подхватила его, задвинула в ствол: к стрельбе готов.

«Не надо пока», — уняла прыть оружия Катя. Подняла пальцем ушко предохранителя, блокируя дальнейшие действия. Упрятала остренькую настырную мордочку пистолета в тесноту кобуры, перехватила рукоятку ремешком: сиди дворовой собачонкой в наморднике и молчи. Хозяин скажет, когда стать овчаркой.

Поглядела на купленные перед выездом в Красноярск кроссовки — сейчас обновит их. Заправила внутрь слишком длинные бантики шнурков. Осторожно тронулась в сторону мелькнувшего красного пятна: взгляд под ноги, шаг, взгляд вперед. Взгляд под ноги, шаг, взгляд вперед. Взгляд под ноги, шаг, взгляд вперед…