Нас кто-то предает
Шрифт:
— Я не знаю и знать не хочу языка фаларийцев. Что здесь?
— Мне перевели, я расскажу, как запомнил. „Человеку, передавшему это, верь. Приходил гонец из Цаха, просит Даута принять семь десятков юношей, пеших и конных. Приходил из города рыбак Далмат, просит денег и копий и мечей для трех десятков, кои тайком готовят неповиновенье чтимому из чтимых. Слово у них — „Змея и Роза“. Даут не будет торопиться, пока я в Кумрате. Человеку, вручившему это, верь, но пусть больше не приходит. Больше одного раза пусть не приходят. А
Тимур сделал паузу и добавил:
— По-фаларийски „чайка“ — „детра“!
Незнакомец застонал и откинул голову на солому.
— Я помню день, когда приходил гонец из Цаха, когда приходил твой отец, рыбак Далмат. Нас было трое в доме Даута — я, царь и Рахмет, верховный военачальник. А вино нам подавала… Детра! О, желчь змеи!
Сандра уже вовсю ворковала с Георгием, который уже тоже вовсю охмурял девчонку: то и дело полуобнимал ее, говорил вкрадчиво, трогал, якобы в рассеянности, волосы ее. Сандре было приятно, что взрослый парень, можно сказать, ухаживает за ней. Она то и дело смеялась тем глуповатым, двусмысленным смешком, который частенько раздавался в кустах под окнами этого дома и который так мучил и раздражал по ночам Тимура.
— Ну да! Прямо уж… Как же это вы в темноте и будете гадать?
— На ощупь, Сашенька! Губками!
— Ой, щекотно! Не надо! Ну что вы!
— Нет, серьезно! Вот, слышу, линия любви… О-о! Такая глубокая! И — м-м-м! — такая вкусная!
А в подвале тем временем раненый давал последние наставления Тимке.
— Рахмету покажешь вот это… — Он снял с шеи ладанку и отдал Тимуру. — Он узнает, это его ладанка.
Мы с ним названые братья. Скажешь, Горгес послал. Скажешь вот это… Тебе он будет верить, как поверил бы мне. Мои кони ждут возле Черной Мельницы. Знаешь, где? Слугу зовут Дамдир. Отдашь ему… — Он протянул боевой топорик. Скажешь, мой подарок… перед… последний мой подарок.
— А как же вы останетесь?
Незнакомец молча обнажил короткий обоюдоострый меч.
— Иди, Тимур Далмат! Мсти за отца! Пусть боги будут милостивы к тебе!
Тимур торопясь выскочил из подвала. Стал озираться. Сандры нигде не было.
Сандру уже осторожненько щекотал губами в шею Георгий возле сарая. Сандра ежилась, настороженно поглядывала, но позволяла. — Сандра!
— Чего тебе? — грубо отозвался Георгий.
— Я не тебя зову!
— Что, Тимочка?
— Ты пойдешь со мной?
— Никуда она не пойдет, — вместо нее ответил брат.
— Сандра! Молчание в ответ.
— Сандра! Молчание.
— Сама же потом и пожалеешь! — совсем по-детски, очень обиженно, чуть ли не со слезами крикнул Тимур и побежал по улице. Он бежал, громко, обиженно дыша, и слезы действительно блестели у него на глазах. Он не очень много пробежал, когда услышал сзади:
— Тимка! Тимочка!
Остановился. Подбежала Сандра. Блузка у неё была слегка порвана у ворота,
— Я с тобой!
— Мда? — ехидно сказал он. — А что ж там не осталась?
— Да ну его! Дурак! — обиженно сказала Сандра. — И потом воняет.
— Иди домой! — сказал Тимур. — Мне далеко. В Кумрат. А ты… А у тебя вдруг опять не получится? Иди.
Она оглянулась. Вокруг была ночь, единственный фонарь светил за полкилометра от них, в кустах что-то шевелилось, трещало. „Страшненько“ было.
— Я лучше с тобой, Тимочка. Назад я и дороги теперь не найду. А там, ты не бойся, я… снаружи подожду.
— А ты верхом умеешь? — спросил Тимка, когда они уже торопливо шли рядом.
— Раза два ездила, в Сокольниках. А мы что, на лошадях поедем? Во блеск!
— А я ни разу не ездил… — откровенно признался Тимка. — Во „блеск“ будет!
У развалин Черной Мельницы они остановились в растерянности.
Кругом была темень и тишина. Только цикады звенели.
— Ты умеешь свистеть? — шепотом спросил Тимка. Она кивнула с гордостью.
— Свистни! Только осторожно.
Сандра заложила указательный и средний пальцы в рот и призывно свистнула.
Тотчас в темноте раздался шум, и возник силуэт всадника, ведущего в поводу двух оседланных коней.
— Дамдир! — тихо окликнул Тимка, и всадник подъехал.
— „Змея и Роза“, — , сказал Тимур. Дамдир молча смотрел на него с высоты коня. — Горгеса изрубили собаки Десебра, когда он шел в дом рыбака Далмата, в наш дом. Он и сейчас там, но сказал, что он уже не встанет. Это он передал тебе. Последний подарок, сказал он. Он шлет нас в Кумрат. Ты привезешь нас к Рахмету. Ты привезешь нас как можно скорее. Ты привезешь нас живыми: мы везем Рахмету весть об измене. Это не я говорю тебе, Дамдир, это говорит Горгес.
Дамдир взял боевой топорик Горгеса, внимательно и молча разглядел его, даже понюхал.
— Это топор Горгеса. На нем кровь фаларийца.
— И не одного. Я сам видел, как упали двое. Дамдир кинул им поводья.
Тимур взлетел в седло, нескрываемо изумившись этому своему умению.
— Девочка едет с нами?
— Ее нельзя оставлять. Собаки Десебра сегодня взбесились: факелы на каждой улице.
— Мы поедем быстро. Мы поедем трудной дорогой.
— Скажи ему, что я кандидат в мастера, — сказала Сандра.
— Заткнись! — прошипел Тимка и, обращаясь к Дамдиру: — Она выдержит, Дамдир!
Сандра поднялась в седло, и трое всадников направились вдоль реки в сторону гор — мимо Черной Мельницы, которая уже и в самом деле была мельницей, а не развалинами ее…
В лунной ночи неслись вначале долинной дорогой — галопом, затем тропами предгорья — рысью, потом уже шагом — на подходе к перевалу, на хребте уже и вовсе шли спешившись, коней ведя в поводу.
— Далеко ли Кумрат? — спросил Тимур, с тревогой оглядываясь на Сандру, уже мешком сидящую в седле.