Нас невозможно убить
Шрифт:
— Ну, что, идём попьем чай? — предложил Петрович, направляясь в свой кабинет. Хотя почему-то это помещение мы всегда называли коморкой.
Сейчас здесь изменилось почти все. Вместо старого советского подранного дивана стояла новая тахта, где иногда тренер ночевал. Остальную мебель составлял небольшой письменный стол, два стула и шкаф у стены. Когда-то выкрашенные зеленной краской облупленные стены сейчас претерпели обновление и теперь не выглядели так удручающе. Одну из них занимали грамоты и фотографии, начиная со времён открытия школы.
Петрович включил кнопку электрического чайника, который стоял на подоконнике, достал из шкафа два бокала, чайные пакетики и небольшую
— Рассказывай!
— Я словно на приеме у психолога, — улыбнулась я краешком губ, присаживаясь на один из стульев.
— По сути, так оно и есть. Знаешь сколько у меня за всю жизнь было учеников? Вот и я не знаю точное число, но я помню каждого поименно, и лица помню. И знаешь, стены этого кабинета многое слышали. Да, иногда я жёсткий и черствый, но своих я не бросаю, если вижу, что они нуждаются в помощи.
— А я нуждаюсь? — уточнила я.
— Да, иначе бы не пришла.
— Не думала, что придется изливать душу.
— А я и не прошу. Просто выпей со мной чаю, — тренер наполнил мой бокал, в котором кипяток сразу же начал окрашиваться в коричнево-красный. Не пью я чай из пакетиков, но сейчас он мне казался необходимым.
— Я пережила тяжёлый и продолжительный развод, — наконец, призналась я. Иногда выговориться — это лучшее лекарство для души. — Без папиной помощи. Представляешь, впервые справилась без него. Мы делили все нажитое имущество вплоть до телевизора. И, понимаешь, мне были не важны эти деньги, которые я получила после, мне важно было справиться самостоятельно и доказать себе, что я что-то могу. Поэтому пошла до конца, выжала себя.
— Ты пришла ко мне в зал в семилетнем возрасте, — начал Петрович. — Как сейчас помню, что ты старалась выполнить все, что делали уже более опытные ребята твоей группы. В тебе было столько упорства, столько целеустремлённости. А потом, — он вздохнул, — потом ты это все растеряла. И не из-за того, что потеряла интерес, а из-за отца, который тебя слишком опекал. Ты знала, что любую проблему твою он решит и что можно остаться безнаказанной.
О чем он говорил я догадывалась, только не могла понять, как узнал. Господи, это ведь было так давно, что сейчас казалось неправдой.
— А ещё знала, что могу получить все, что только пожелаю.
— Но ведь не все получила, — хитро улыбнулся мужчина.
— Есть в жизни вещи, где папа не поможет, — я отпила из бокала. Вкусно! — А откуда ты знаешь?
— Думаешь было не видно? Говорили мы сейчас о только для нас известных вещах. И мне так нравилось, что он не сказал ничего прямо, не бил в лоб фактами. Нет, от стыда бы я сейчас уже не сгорала, но всё же эту дыру, что сейчас перестала меня засасывать на какое-то время, уже не запечатаешь. Мы ещё немного пофилософствовали, обойдя опасные для меня темы, а когда я засобиралась домой, тренер вдруг сказал:
— После семи можешь приезжать. Как раз у Андрея занятия заканчиваются. Он не любит, когда ему мешают.
— Спасибо, Петрович! И кстати, пряники зачерствели. Я завтра свежие привезу.
Уходила, не смотря в ЕГО сторону. Я знала, если взгляну, то будет болеть сильнее. Андрей Разумовский или, как его тогда все называли, Анраз. В клетке он носил имя Дикий. А для меня он был Андрюшка. Не могла о нем думать по-другому.
Наверное, все четырнадцатилетние девочки создают себе идеал, влюбляясь во что-то недостижимое. Этим недостижимым для меня и был как раз Разумовский. Разница в возрасте в пять лет ощутима, когда ты подросток. Взрослый красивый парень будет смотреть на тебя, как на
На следующий день дома я обыскала все коробки со старыми вещами, чтобы найти свои накладки. Помню, как я тщательно выбирала цвета и были они у меня все под определенные кимоно, с этим учётом подбирались и шлемы. Хотя в клубе на соревнованиях мы всегда выступали исключительно под бесящим меня красным цветом.
Естественно, все это старье одевать я не собиралась. Просто было интересно посмотреть, потрогать, повспоминать. Поэтому в этот день шоппинг был исключительно по «Спортмастеру». А когда глянула на себя обтянутую лосинами, поняла, что лучше уж что-то пошире, да помешковатее, чтобы скрыть костлявость. И все же продавец-консультант засыпал меня комплиментами, чтобы только я купила эти чертовые дорогущие лосины, а вместе с ними и шорты. Ладно! Когда-нибудь же мои килограммы вернуться, тем более аппетит, наконец, проснулся, и я уплетала сейчас все, что попадалось под руку.
Не забыла ещё прикупить пряников для Петровича. Ну, и платье выбрала на завтрашний вечер. У нас же всё-таки юбилей.
— Извини, думал, ты знаешь, — развел руками папа.
— Ну, конечно, я же телепат. Пап, я на год выпала из реальности.
— До сих пор обвиняешь меня?
— Нет. Вообще хочется, чтобы все вокруг забыли, а люди не устают напомнить.
— Как раз о вопросе твоей личной жизни. Хотел тебя познакомить с одним человеком.
— Когда ты успел свахой стать?
— Ну, а почему бы и нет? Это не твой шалопай.
— Давай так, чтобы тебя не обидеть, я познакомлюсь с ним. Но остального не обещаю, — вздохнула, собираясь с мыслями.
— Хорошо, мне этого достаточно. Главное, чтобы ты не показывала свою изначальную скептическую настроенность.
— Я тебя услышала.
Ещё мне не хватало, чтобы папа выбирал мне с кем дружить. Но мне нравилось, что он шел на конструктивный диалог и уже не пытался навязывать мне человека. Тем более, что сейчас думала я совсем о другом.
Андрей приходил ночью во сне. И почему-то я видела его моложе, в том возрасте, когда он уехал. Я снова в этом сне переживала утрату, которая разъедала внутри. Я чувствовала, как мне плохо, как больно. Тогда для шестнадцатилетней девочки это были самые тяжёлые эмоции. И наверное пережить такое ещё раз было мне не по силам. Хотя я же сильнее, чем думаю. Ведь так?
Не знаю как морально, а физически я была слаба, несмотря на то, что техника вроде как осталась. Наверное, это как езда на велосипеде: ноги болят, но ты всё равно едешь, потому что освоил когда-то это умение. Но я работала. Выжимала из себя последнее, зная, что завтра не смогу одеть шпильки, потому что будут болеть мышцы с непривычки. Но какое это было счастье. Мне давно нужна была подобная взбучка.
— Локти, — услышала я за спиной, когда начала колотить грушу.
— Что? — я думала показалось, думала галлюцинации начались без антидепрессантов. Но нет. За спиной стоял Разумовский и наблюдал за мной.