Нас вызывает Таймыр? Записки бродячего повара. Книга вторая
Шрифт:
7 июля
Как ни божился, ни клялся, ни матерился командир звена, а сегодня с утра вертолет гидрографов на Нордвик повез, остался там их ждать и, похоже, простоит на берегу моря Лаптевых весь день, а может, и всю ночь. Все-таки ни у кого не хватит духу оставить людей в брезентовых штанах возле Ледовитого океана. Правда, улетая, командир звена (в этот раз машину повел он сам) заверил нас, что постарается сделать все возможное, чтобы нынче выполнить для нас хоть один рейс. Мы вздохнули, поблагодарили, но, честно говоря, не поверили.
На аэродроме тем временем сели два военных самолета («Ли-2»). Они везут троих парней в гражданском (как вскоре выяснилось, москвичей) и подполковника войск ПВО на Северную Землю. На Северной Земле пока нет погоды, и Лев Васильевич с Натальей Ивановной пригласили ребят к нам в гости. За завтраком, который затянулся почти
У военных, что стоят в бухте Кожевникова (это совсем недалеко от Косистого — в полутора километрах), нынче списывают библиотеку. Прежде здесь была полярная станция, причем одна из самых старых — еще с дореволюционных времен. На станции была роскошная библиотека, составленная из книг, подаренных станции всякими известными полярными исследователями. Теперь полярную станцию аннулировали (все равно стоят тут военные, и дают погоду, и выходят в эфир, и проводят суда), а замполит не решился взять на себя ответственность — какие книги можно оставить для чтения солдатам, какие нет (с образованием, видимо, плоховато да и с общей культурой тоже), утопить библиотеку в бухте всю целиком, видимо, помешало чувство здравого смысла, которое сильно обостряется у людей на Севере, так что библиотеку решили попросту раздать жителям Косистого. К сожалению, мы узнали об этом слишком поздно. Пришли мы, можно сказать, к шапочному разбору. Любители книг из самого Косистого, летчики, военные, топографы и распроклятые наши враги-гидрографы (тот самый хмурый радиомеханик и его молоденький помощник) уже набили книгами мешки и рюкзаки. Когда мы входили в домик бывшей кают-компании полярной станции, хмурый радиомеханик запихивал в полосатый мешок (похоже, это был матрац) восемь томов полного собрания сочинений Вольтера тысяча восемьсот девяностого года издания (кожаный переплет, тиснение золотом). Ну нет, нет в жизни счастья! Впрочем, кое-какие крохи остались и на нашу долю: Лев Васильевич ухватил два разрозненных тома Большой Советской энциклопедии (буквы «Б» и «Т»), мне же достался сборник стихов А. Кольцова, издание Наркомпроса одна тысяча девятьсот восемнадцатого года (более всего в этой книжке потрясло меня обращение к господам книготорговцам: «Продажа данной книги по цене, более высокой, чем означенная, карается по всей строгости Революционного Закона вплоть до расстрела»), и «Записки кавалерист-девицы» Надежды Дуровой с предисловием самого А. С. Пушкина одна тысяча девятьсот тридцать второго года издания (к сожалению, книга не имела титульного листа и нескольких десятков последних страниц, пущенных, как видно, на туалетные нужды). Да, забыл сказать, что энциклопедия была одна тысяча девятьсот пятьдесят второго года издания, и самым интересным материалом в ней была биография И. Б. Тито, которой и развлекал нас впоследствии на Тулай-Киряке Лев Васильевич.
А вертолета, который увез гидрографов на Нордвик, все нет и нет. Мы с Львом Васильевичем отправились в диспетчерскую, чтобы узнать, когда «наш» вертолет вернется. (Ведь обещал же командир звена выполнить нынче для нас хотя бы один рейс.) Диспетчерская размещается в той самой надстройке из стекла и дерева, что возвышается над аэродромом. С трех сторон в ней прорублены окна, так что весь аэродром виден как на ладони. Диспетчер на вахте уже седьмой час, он тут совершенно один, и наш приход он воспринял как праздник:
— Ушел, ушел ваш вертолет. На Нордвик пошел.
— Да мы знаем, — уныло сказал я. — Когда ждать обратно-то?
Словно в ответ на наш вопрос в большой коробке пульта вдруг что-то щелкнуло и затрепыхалось. Диспетчер подошел к пульту, отворил какую-то дверцу и достал картонную гильзу шестнадцатого калибра. В ней, оказывается, и была радиограмма от «наших» летчиков: «Работаем районе Нордвика».
— Вот спасибо, — усмехнулся я. — А то все тут думали, что они в Гагры полетели!
— А вот надсмехаешься зря, — укорил меня словоохотливый диспетчер. — В позапрошлую ночь этот самый вертолет на Прончищеву ушел, а я его вылет прозевал — в уборную бегал. Час, два, три — от него ни ответа ни привета. Тут уж я в другой раз в уборную побежал — со страху. Случись с ним что, первым делом спросят: «Кто выпускал?» — «Я выпускал». — «Как ушел? Когда ушел? Куда ушел?» — «А хрен его душу знает». — «Ну, так не угодно ли сесть вот сюда?» И посадят. А что ты думаешь, за мое поживаешь посадят. Вот и сижу я как на иголках, а тут, как назло, непрохождение волн — мне ни метео, ни хрена не дают. Сижу
Так ничего толком и не узнав у словоохотливого диспетчера, мы, огорченные, ушли назад, к себе в общежитие.
Часов около шести вечера вертолет с Нордвика пришел. Летчики все-таки оставили гидрографов на берегу океана, отдав им всю свою теплую одежду; сами же в одних свитерах и брюках вернулись в Косистый, чтобы выполнить для нас хотя бы один (напомню, обещанный) рейс, потому что конца-краю работам у треклятых гидрографов пока не видно.
Мы уже давно решили, что первым рейсом на Тулай-Киряку-Тас улетит команда в следующем составе: Наталья Ивановна, Наташа, я и Фрам. Быстро загрузили в вертолет первую партию снаряжения и продуктов, сверху уселись сами, Наташа взяла на руки Фрама (большого труда стоило затащить его в машину!). Ну, поехали!
Вначале летим над той самой здоровенной косой, что дала имя поселку (Косистый), потом, заложив крутой вираж, резко уходим на северо-запад.
Под нами Хатангский залив моря Лаптевых: сплошной битый лед. Льдины синего, зеленого, голубого, белого цвета с множеством оттенков образуют великолепное мозаичное панно. Далеко внизу замечаю движущуюся точку, вернее, даже и не точку, а пятнышко грязно-белого цвета. Что это: небольшой медведь, белек? Впрочем, наблюдать проплывающие далеко внизу пейзажи мне затруднительно: слева иллюминатор закрывает широченная спина бортрадиста Сани; перед правым иллюминатором болтаются, время от времени задевая меня по носу, унты бортмеханика Виктора — он помогает пилотам, сидящим там, на втором этаже, а ноги его, свободно висящие в воздухе, выписывают перед моим лицом замысловатые фигуры. К счастью, вскоре бортрадист Саня кончил сыпать ключом морзянку (он, видимо, передавал диспетчеру данные о нашем полете); выключил рацию, зевнул во весь рот и уткнулся в какой-то толстенный растрепанный роман из современной жизни (к окружающим красотам он, видимо, давно привык, и они его не интересуют), так что я получил левый иллюминатор в свое полное распоряжение.
Наталья Ивановна толкает меня кулаком в бок и кричит мне в самое ухо:
— Поздравляю! Ты в первый раз пересекаешь географическую границу полуострова Таймыр! С первым прибытием на Таймыр, Женя!
Через час полета посреди совершенно ровной, как стол, тундры вдруг откуда ни возьмись вырос огромный и совершенно круглый каменный торт. Вначале, издалека, он показался нам абсолютно правильным и не таким уж и большим. Но по мере приближения торт все рос и рос, пока не превратился в довольно высокую и обширную страну, обильно изрезанную долинами, которые проложили в горной толще ручьи, речушки и речки. В одну из таких долинок вскоре и нырнул наш вертолет. Итак, вот она горная система Тулай-Киряка-Тас, геологическая загадка таймырской тундры, которую весь этот сезон мы и будем исследовать. У геологов обычно спрашивают любопытные люди: «Чего искать будете?»
Лев Васильевич на этот вопрос обычно отвечает коротко: «Закономерности».
Вот, значит, весь этот сезон наши геологи и будут искать различные закономерности образования этой диковинной горной системы, каменного громадного торта, неизвестно по какой причине вдруг выросшего посреди ровной таймырской тундры.
Вскоре наш вертолет завис в основании неширокой долинки (размах ее метров сто — сто пятьдесят, не более), зажатой с трех сторон довольно крутыми горными склонами, плотно укрытыми снежниками.
Бортмеханик, который теперь спустился с верхнего «пилотского» этажа к нам в кабину, что-то кричит мне на ухо, но что — разобрать невозможно (сильно шумит мотор). То же самое он проорал в ухо Наталье Ивановне и Наташе. Втроем мы сообразили, что нас просят покинуть вертолет, поскольку командир Юра боится, что тяжело груженная машина может увязнуть в болотистой тундре. Пригнув головы под крутящимися винтами, бежим по галечной косе прочь от машины, колеса которой висят в нескольких сантиметрах от земли — Юра все не решается посадить ее на землю. Следом за нами, тоже согнувшись в три погибели, бегут прочь бортрадист Саша и бортмеханик. И только после этого Юра усаживает вертолет. Против всех опасений, колеса машины почти совсем не вязнут в галечнике: терраса, на которую мы уселись, оказалась прочной.