Нас вызывает Таймыр? Записки бродячего повара. Книга вторая
Шрифт:
Голодные как волки, усталые донельзя, с громадными рюкзаками, поздно вечером прибрели мы в лагерь, где нас ждал торжественный прием. Нам налили по стопке спирту, по кружке огненного чаю, выдали целую гору пышных горячих оладий. Все это было очень кстати: под свирепым ледяным ветром, который разыгрался к вечеру, мы с Наташей основательно продрогли. Ох, сопьюсь я здесь без привычки! Но, с другой стороны, как тут еще греться, скажите!
14 июля
Сегодня мы с Наташей остаемся в лагере для хозяйственных работ; Лев Васильевич опять собрался на выселки
Я готовлю обещанное заячье рагу, потрошу и солю рыбу; Наташа штопает порванные ветром палатки, кладет заплаты на большие дыры, приметывая по углам кусочки войлока.
— Да, ветерки здесь серьезные, — говорит она. — А представляешь, каково в такой ветерок зимой, а?! Бр-р-р! Впрочем, и к здешней зиме мы бы привыкли и приспособились, как думаешь?
— Конечно, — отвечаю я, пластая сигов, — человек такая скотина, которая ко всему привыкает. Я вот по первости думал, что сроду к этим ветрам, да еще со снежной крупой, не привыкну. А ведь ничего, живем...
— Я вот каждое утро первым делом на наши снежники смотрю, — говорит Наташа, откусывая нитку, — на что или на кого они нынче походить будут. Ты обратил внимание, что они каждый день разные?
— Естественно, разные, — пожимаю я плечами, — они же тают, деформируются. И кстати, нашу Фрамку питают, иначе бы откуда мы брали воду?..
— Вот этот, — указывает Наташа на правый снежник, — вчера на верблюда походил, а нынче, гляди, на гуся; вон тот вчера был вылитая человеческая голова...
— С бородой, — добавил я.
— А нынче — баран, — засмеялась Наташа.
— Слушай, — осенило меня, — так на этих же снежниках гадать можно, как на кофейной гуще или расплавленном воске!
— Так я же тебя куда веду в разговоре-то! — засмеялась Наташа.
Вот в таких никчемных разговорах и обиходных хозяйственных делах прошел у нас этот день (напомню, День взятия Бастилии!), а к вечеру и у нас случилось знаменательное событие: Эдик убил первого гуся. Это был какой-то странный гусь, гусь-самоубийца. Он так долго и терпеливо ждал, когда Эдик в него попадет (это случилось на пятом выстреле), что другого объяснения его поведению я просто придумать не могу. В связи с этим день четырнадцатого июля у нас в отряде был объявлен Днем взятия первого гуся, а Эдик провозглашен национальным героем тулай-кирякского отряда.
— Погодите, — говорит Эдик, немного растерявшийся от свалившихся на него почестей, — может, нынешний день придется еще называть и Днем взятия первого оленя!
— Не будет сегодня оленя, — заявила Наталья Ивановна, дымя папиросой, — всеми печенками чую, что не будет. Вот увидите.
Как обычно, Наталья Ивановна оказалась права: Лев Васильевич вернулся поздно и совершенно пустой (если не считать десятка образцов).
Праздничный ужин, посвященный первому гусю, удался на славу. Главным украшением его явился сам гусь, которого я изжарил в чудо-печке (на примусе!) и к которому приготовил довольно удачный фруктовый соус из выбранных из компота сушеных слив и абрикосов.
— Это какой-то кулинарный разврат, — говорит обожравшийся Эдик (ему как главному виновнику достался самый лучший и большой кусок). — Нет,
— Это еще что, — лениво жмурится Лев Васильич?
– вот погодите... Прилетит к нам сюда министр, вот тогда у нас действительно кулинарные развраты будут. Тогда-то уж всенепременно!..
— Министр?! — вытаращил глаза Валера. — Какой министр?! Зачем?!
— Наш министр, геологический, — наслаждаясь произведенным эффектом, отвечал Лев. — Он, между прочим, не только министр, но и ученый, академик... И, так же как и мы, петрограф. И тулай-кирякские надвиги очень его интересуют... Очень! — Лев поднял вверх палец. — А у министра, как положено, персональный транспорт быть должен. А какой здесь транспорт? Вертолет...
— Да, тут все другое бессмысленно, — подтвердил Эдик, — тут только на вертолете...
— Ну вот, — обрадовался Лев, — так что будет у нас вот тут, за палаточками, своя машина стоять. Мяса надо — поехали! Рыбы надо — пожалуйста!..
— Для министра ведь и готовить по-другому придется, — забеспокоилась Наташа. — Жень, ты сумеешь?
— Для министра придется шницель по-министерски жарить, — озабоченно ответил я. — Но для этого блюда виноград нужен свежий. Без винограда никак.
— Винограда тут и с вертолетом не достанешь, — смеется Люся. — Придумай чего-нибудь попроще.
— Тогда придется жаркое по-королевски создавать, — развел я руками, — праздничное блюдо, которое Людовику XIV готовили.
— Что это? — заинтересовалась Наташа.
— Ну, это очень простое блюдо, — сказал я, — даже примитивное. Для наших таймырских условий оно будет выглядеть так: берем обыкновенные маслины (можно консервированные, из банки) и вынимаем из них косточки. Маслину закладываем в тушку куличка, ощипанного и выпотрошенного, разумеется... Куличка закладываем внутрь утки; утку — в гуся; гуся — в оленя. И медленно, равномерно и скрупулезно эти «матрешки» прожариваем на вертелах. Жарить придется, я полагаю, дня три-четыре, не больше. Потом из этого многослойного жаркого достанем одни лишь маслины, пропитанные жиром, соком и ароматом всех этих зверей и птиц, так чтобы в одном глотке едок как бы ощутил всех их разом. И блюдо таких маслин подадим королю... Виноват, министру.
— А остальное мясо куда? — расстроилась Наташа.
— Остальное — челяди, — пожал я плечами, — то есть нам.
— А где же нам столько дров взять? — озабоченно спросил Валера.
— Подумаешь — проблема, — подмигнул мне Эдик, — у нас же за палатками вертолет стоять будет. Долго ли сгонять на побережье, а там плавника завались!..
— И где мы маслины тут возьмем? — хитро спросила Люся.
— Есть у меня пара банок. Консервированных, — просто сказал я, — специально для министра захватил. Как чувствовал, что министрова приезда нам не миновать!..
— Надсмехаетесь, — обиделся Лев Васильевич (он довольно поздно сообразил, что мы разыгрываем его), — а министр, между прочим, действительно собирался сюда в поле. И выказывал озабоченность... Вот посмотрю я на ваши физиономии, когда он и вправду прилетит сюда.
— Да он уж на Тулай-Киряку лет десять собирается, — усмехнулась Наталья Ивановна, — да все никак не соберется.
— А ну вас! — махнул рукой Лев Васильевич, обиделся и ушел в палатку спать.