Нас ждет Севастополь
Шрифт:
Казалось бы, полоса неприятностей, горьких дней прошла.
Новосельцев никак не предполагал, что на корабле его ожидает еще одна неожиданность, которая испортит ему настроение не на один день.
Постучав в дверь каюты командира и услышав «войдите», он открыл дверь, шагнул вперед и замер, пораженный неожиданной встречей. Перед ним стоял лейтенант Букреев, высокий, стройный, с темными усиками, тот самый лейтенант, которого присылали ему помощником. Было это почти полтора года назад. Сейчас перед Новосельцевым стоял уже не лейтенант, а капитан-лейтенант.
На
— Я уже извещен о вашем назначении на наш корабль. Прошу садиться.
Когда Новосельцев пришел в себя, его первым желанием было повернуться, хлопнуть дверью и уйти с корабля. Надо полагать, начальник отдела кадров понял бы, почему он так поступил, и не осудил бы. Но, увидев на лице Букреева дружелюбную улыбку, подавил желание уйти и присел на стул. Букреев сел напротив. Какое-то мгновение оба молчали.
«Черт меня дернул заявить начальнику отдела кадров, что нет у меня вопросов, — выругал себя Новосельцев. — Надо было спросить, кто командует кораблем. А теперь оказался в дурацком положении и не знаю даже, как поступить».
Первым нарушил неловкое молчание Букреев. Протягивая Новосельцеву пачку папирос, он сказал:
— Я догадываюсь, Виктор Матвеевич, о ваших мыслях. Давайте сразу выясним отношения. Служить нам придется вместе, и мне не хотелось, чтобы мы буками смотрели друг на друга. Это отразится на боевой службе. Скажу откровенно, долгое время я таил обиду. Ведь вы тогда нанесли мне тяжкое оскорбление… Вы не будете возражать, если мы продолжим разговор за завтраком?
Краснея, Новосельцев кивнул в знак согласия. Букреев вызвал кока и, познакомив его со старпомом, приказал принести в каюту закуску.
Все это время Новосельцев молчал. Кок расставлял на столе закуски, а он вынул трубку и не спеша принялся набивать се. Также не спеша закурил. Когда Букреев наливал водку в стаканы, к Новосельцеву вернулось спокойствие.
Букреев налил стаканы, подвинул один Новосельцеву и, слегка улыбнувшись, сказал:
— Надеюсь, Виктор Матвеевич, от такой дозы мы не сойдем с меридиана.
«Он помнит мое имя и отчество», — удивился Новосельцев.
Букреев поднял свой стакан, чокнулся и провозгласил:
— Тост за вашу успешную службу на нашем корабле.
Он залпом осушил стакан. Не спеша взял кусочек огурца.
«Силен», — отмстил Новосельцев. Сам он выпил полстакана и поперхнулся.
Букреев протянул Новосельцеву пачку папирос.
— Я трубочку, — сказал Новосельцев.
Закурив, Букреев несколько мгновений молчал, обдумывая, видимо, с чего начать разговор. Наконец он заговорил:
— Как вам понравился наш тральщик?
— Еще не осматривал. Но на палубе грязновато.
Букреев улыбнулся.
— Узнаю вас, Виктор Матвеевич. Помню ваше пристрастие к чистоте. Надеюсь, и у нас наведете порядок.
— Наведу, — подтвердил Новосельцев, правда, не очень уверенным тоном.
— Я в этом отношении не очень был требовательным.
— Чистота на корабле — это первый признак морской культуры, дисциплины.
— Все это так, Виктор Матвеевич. Видимо, я был мягкотелым старпомом. Вы будете потверже… Я хотел бы рассказать о нашем тральщике. Не возражаете?
— Слушаю, — кивнул Новосельцев.
— Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что катерники несколько пренебрежительно относятся к труженикам моря — тральщикам. У них и корабли-то носят романтическое название — морские охотники.
— Неправда, — возразил Новосельцев. — Мы уважаем морских работяг.
— Уважать-то, может, уважаете, но предложи вам катер, вы предпочтете его тральщику. Не так ли?
— Это верно.
— Вот я об этом и говорю. Говорю не в укор. Но хочу сказать, что наш тральщик тоже имеет боевые заслуги. С начала войны он наплавал около пятидесяти тысяч миль, отконвоировал двести транспортов, совершил более ста одиночных боевых выходов, переправил на своем борту около десяти тысяч десантников. Более шестидесяти раз подвергался бомбежке вражескими самолетами, сбили четыре самолета. Корабль уклонился от тридцати двух торпед. А сколько вытравили мин…
— Действительно труженики, — с уважением заметил Новосельцев.
Букреев сдвинул брови и вздохнул:
— Но недавний бой нам дорого обошелся. Мы потеряли командира. Замечательный моряк был. Морское дело знал до тонкости, для матросов отцом родным был. Осколок бомбы угодил ему прямо в висок… Я всего неделю командиром и еще не привык к этой должности. Мне все кажется, что делаю хуже, чем бывший командир. Вы не испытывали такого чувства?
— Бывало, — сказал Новосельцев, вспомнив, как он принимал катер у Корягина.
— А ребята на тральщике боевые, — после некоторого молчания продолжал Букреев. — В тот бой, когда убило командира, на корабль упало две бомбы. Начался пожар. Огонь подбирался к глубинным бомбам и к артиллерийскому погребу. Кораблю грозила гибель. Но матросы спасли его. Командир отделения трюмных машинистов Чуркин кинулся сквозь огонь к бомбам, навалился всем телом на спусковые рычаги — и бомбы пошли на дно. Чуркин обгорел, мы отправили его в госпиталь. Нужно было затопить артиллерийский погреб. Здесь отличился старшина Петров. Среди дыма и огня он пробрался к магистрали и пустил воду в погреб. Тоже обгорел…
Букреев встал, подошел к письменному столу, постоял немного, раздумывая, потом вернулся и опять сел на стул. Новосельцев догадался, что тот не знает, как начать разговор о главном. Букреев закурил новую папиросу.
— Наш тральщик относится к типу дизельных базовых, — сказал он. — Длина его шестьдесят два метра, ширина семь метров шестьдесят два сантиметра, водоизмещение четыреста тонн. Ход — восемнадцать узлов. Двигатели Коломенского завода по тысяча четыреста сил. На вооружении у нас две пушки — одна стомиллиметровая и одна сорокапятимиллиметровая, два пулемета…